Драмы и комедии

В а р а к с а. Ходил, ездил, был в разных коллективах… И убедился: то, что мы предложили, — несправедливо и аморально. Барьер бессмертия разделил всех наших граждан на «лучших» и «худших», на достойных и недостойных. А между тем среди этих «худших» есть немало людей не менее достойных, чем те «лучшие». Да и действительно «худшие» могут стать еще «лучшими». Но врата бессмертия для них закрыты навсегда.

А д а м е й к а. «Так зачем тогда мне стараться быть лучшим» — скажет такой несознательный.

В а р а к с а. Барьер прошел по городам и селам, по коллективам и семьям, разделил отцов и детей, мужей и жен, не пощадил узы дружбы и любви.

Д о б р ы я н. Так что же, по-вашему, надо делать?

В а р а к с а. Не знаю. Моя проблема… Не моя, конечно. Я ни на какое бессмертие не претендую.

Д о б р ы я н. Почему же? Нам тоже будет вынесен приговор.

В а р а к с а. Я хочу сказать, что проблемы этики, морали — это проблемы вторичные. Они являются результатом того, что бессмертия на всех не хватает.

Д о б р ы я н. Это мы уже установили.

В а р а к с а. Значит, поневоле приходится делить людей на достойных и недостойных. А это оскорбительно для подавляющего большинства нашего общества.

О б о д о в с к и й. Считайте — человечества. Сегодняшняя наша проблема завтра станет общечеловеческой.

К у д р и ц к а я. Страшно подумать, как там будут делить на достойных и недостойных.

Г е н к а. Я думаю, что лицензий на бессмертие мы Рокфеллерам продавать не будем.

О б о д о в с к и й. На монополию рассчитываете? Для научных идей нет непроходимых рубежей.

Б о б р о в и ч. Давайте сперва у себя разберемся. Александр Павлович против барьера. Так что же — снять барьер? Вали в бессмертие, кто хочет? Тогда не только еды и воды — воздуха не хватит. Места на земле не хватит, чтобы разместиться. А впрочем, мы ведь уже говорили об этом.

К у д р и ц к а я. Борис Петрович, а может, не обязательно, чтобы женщины рожали раз в три-четыре года?

Д о б р ы я н. Конечно не обязательно. Только бессмертия я им тогда не гарантирую.

Б о б р о в и ч. Если вы не гарантируете, так они сами постараются застраховать себя от смерти.

А д а м е й к а. Конечно. Лучше сто раз родить, чем раз умереть, скажет другая несознательная.

К у д р и ц к а я. Это вам так кажется. Вы ведь не попробовали.

А д а м е й к а. У меня домашнюю работу жена выполняет.

О б о д о в с к и й. Ну, допустим, товарищи… Допустим, что им и вовсе не надо будет рожать. Они и так будут бессмертными. Так что из этого получится? Получится то, о чем я уже говорил. Индивидуум возьмет верх над видом и прекратится обновление рода человеческого. Мы обеспечим себе вечную жизнь за счет вечного обновления, за счет последующих поколений, которые могли бы появиться на свет, но не появятся, так как мы своим эгоизмом обрекли их на небытие.

Д о б р ы я н. Выходит, что…

О б о д о в с к и й. Выходит, что вы умертвили смерть, а мы теперь должны умертвить жизнь, будущее человечества.

Д о б р ы я н. Так что же вы предлагаете?

О б о д о в с к и й. Не надо убивать смерть — вот что я предлагаю. Все живое умирает и все возрождается для новой жизни Это непреложный закон природы, и человек не является исключением. Смерть — необходимое условие вечного обновления жизни. Не убивайте смерть. Пусть она живет.

А д а м е й к а. Да здравствует смерть! (Оглянулся.)

Все молчат, пораженные у слышанным.

Скажет другой несознательный.

О б о д о в с к и й. Да. Да здравствует смерть!

Все вскакивают.

Г е н к а (хватается за голову). Мама моя!

К у д р и ц к а я. Боже мой! Что вы такое говорите!

Б о б р о в и ч. Вот это решение проблемы!

Д о б р ы я н. Значит, я… Значит, все мои труды… Вся моя жизнь…

Вошедшая перед этим  Н а т а ш а  некоторое время наблюдала напряженную сцену. Теперь, держа за хвост мертвую крысу, проходит по сцене и кладет ее на стол.

Н а т а ш а. Мафусаил сдох.

Все онемели.

Д о б р ы я н (после паузы). Как это сдох?

Н а т а ш а. А так… Взял и сдох.

Г е н к а (кричит). Ты его отравила!

Н а т а ш а. Вскрой, проверь.

В а р а к с а. Товарищи! Что же это такое?

Д о б р ы я н. Погодите… Как же это он?.. Жил, жил, да вдруг сдох.

Н а т а ш а. А я их меняла. Один сдохнет, — я его выброшу а виварий, а оттуда другого беру.

Кто-то сдержанно засмеялся. За ним — другой. И уже разразился откровенный хохот.

Г е н к а (кричит). Неправда! Она врет!

Ободовский, смеясь, поднимает двумя пальцами крысу за хвост: «Вот, мол, доказательство». Г е н к а  чуть не со слезами выбегает из кабинета.

А д а м е й к а. Вот и все бессмертие. И снова мы все равны. И никто не делит нас на бессмертных и смертников.