Драмы и комедии

Ф р о л о в. Значит, дошел Арчил?! Ура!

К р ы л о в и ч. Ура. В общем, миссия наша только начинается. И, видно, придется нам до конца войны жить двойной жизнью… Вести радиоигру, дезинформировать противника.

Ф р о л о в. Я хочу в свой полк!

К р ы л о в и ч. Вряд ли отпустят. Мы теперь обладатели уникальной профессии! Генерал сказал, почти каждый день в разных точках страны приземляются наши группы.

Ф р о л о в. Значит, работают ребята!

К р ы л о в и ч. Ну, пойдем, разыщем Алену!

Вот они входят в комнату Алены, жены Бесавкина.

Дворец Ивана и его супруги.

Ф р о л о в. Жаль, что Алены нет.

К р ы л о в и ч. Смотри-ка, записка… (Берет записку и читает.) «Ваня, милый, я в командировке, в Куйбышеве. Вернусь десятого октября. Алена». (Вертит записку в руках, передает Фролову). Сегодня девятое?

Ф р о л о в. Неужели Иван в Москве?! Придется завтра заглянуть. (Надевает фуражку.)

К р ы л о в и ч. Погоди, присядем. Я что-то сегодня не то утопался, не то наволновался. А ведь, скажи, в Ройтенфурте проклятом вроде никогда усталости не чувствовал.

Ф р о л о в. Смотри… Аквариум… (Запускает руку в стеклянный ящик сухого аквариума, набитого какими-то бумажками. Оба читают вслух) «Ваня, дорогой, я скоро вернусь, ушла в магазин. 10 апреля», «Ваня, я в ночной смене. Вернусь в девять часов утра. 14 января», «Сегодня мое первое партийное собрание, Ванечка! Вернусь часам к девяти вечера. 27 августа», «Ваня, у нас дежурство в ПВО, позвони по телефону К 5-14-81. Поздравляю тебя с наступающим! 31 декабря».

— Четвертое января…

— Восемнадцатое июля…

— Гляди, восьмое марта!

— Двадцать второе мая…

— Семнадцатое июня…

К р ы л о в и ч. Вот тебе и «Иван в Москве»…

Ф р о л о в. Что ж, оставим ей письмецо?

К р ы л о в и ч. Оставим. (Пишет.) «Дорогая Алена, Ваня жив. Мы зайдем завтра и все расскажем». (После паузы.) Как-то там Иван и Колька?

Ройтенфуртская школа. Спортплощадка.

В е р е ж н и к о в. Очень важное дело, Иван. Полковник Анберг предложил после выпуска школы остаться здесь преподавателем. Завтра ждет моего ответа.

Б е с а в к и н. Потрясающе. Знак особого доверия.

В е р е ж н и к о в. Пожалуй, я ему скажу: да.

Б е с а в к и н. А вот это не надо! Мавры сделали свое дело, мавры могут спокойно рвать когти.

В е р е ж н и к о в. Война еще не кончилась. Анберг наберет еще сто пар нечистых.

Б е с а в к и н. И все-таки ты не должен оставаться. Я возражаю. Нет, я приказываю. Как-никак я — капитан, старший по званию. Риск должен быть оправданным, разумным… Топай домой, и все. (Вдруг по-братски, тепло.) Игра сделана, малыш, будет перебор. Я не хочу, чтобы тебя кокнули в этом паршивом притоне. Выполняй приказ.

В е р е ж н и к о в. Что ж… слушаюсь, товарищ капитан.

Б е с а в к и н. Вернемся и — на фронт! Тебе дадут батарею, мне — эскадрилью. Повоюем, как люди.

В е р е ж н и к о в. Есть, капитан. И — летим! Домой! Ванечка, домой!

Небольшой загородный ресторан. За столиками — компания ройтенфуртцев. Заправляет пирушкой  Э м а р.  Д о р м,  Б е с а в к и н,  П о л о з о в, еще  н е с к о л ь к о  п и т о м ц е в  ш к о л ы.

Э м а р. Я пью с вами последнюю рюмку и покидаю вас, друзья. Оставляю машину, она перевезет вас двумя рейсами. Шофер немножко говорит по-русски. Ваше здоровье! (Пьет, уходит.)

К у р с а н т ы. Разрешите вас проводить!

— До машины, господин инженер-капитан!

Сильно повеселевшая  к о м п а н и я  уходит. Полозов и Дорм, вдвоем, сидят за одним столиком.

Д о р м. Ты сегодня какой-то вялый.

П о л о з о в. Я? (Отводит глаза.) Как всегда… Что не пьешь? Волжане пьют крепко. Сам по себе измерил. Как по-мордовски сказать «водка»?

Д о р м. А черт ее знает! Только некоторые слова помню. Мои старики и те уже не говорят на родном языке, забыли, давно в городе.

П о л о з о в (наливает вина). За нашу матушку Волгу! Еще по рюмахе, Волга!

Д о р м. Ты не приметил, где здесь два ноля? (И наклонившись к уху.) Выйдем на минутку, дело есть.

Они выходят из-за стола.

Впрочем, и здесь можно… (Наносит Полозову сильный удар.) Это для начала разговора! Думаешь, я тебя не понял? Сука. Что задумал?! Я здесь все — и советский суд, и пролетарская наша прокуратура. Хоть одного предателя родины собственными руками убью. Вставай, гад!