Драмы и комедии

Н и л а. Это факт не из моей биографии.

А л е к с е й. Зачем темнишь? Ты же десятки раз жизнью из-за нас рисковала. С фрицами по-ихнему, по-немецки, балясы разводила, чтобы разузнать да пройти…

З о я. Неужто, Алеша?..

А л е к с е й. Голову на отсечение — она!

Н и л а. Спасибо, хоть один человек по-доброму подумал. Может, плеваться вслед перестанут! Да только не про меня все это.

А л е к с е й. Что я тебе, какой-нибудь лунатик?! Я и раненый был и в танке горел, а котелок в исправности — и не темни! (Вскричал.) Ильюху-то, Ильюху Кульнева небось помнишь?!

Н и л а. Какого Ильюху?

А л е к с е й. Да сержант, а теперь лейтенант, командир нашего взвода… Ильюха Кульнев, рослый такой, плечистый… А? Ведьма глазастая, притворяешься ты, что ли?!

Н и л а (замкнуто). Меня сержанты никогда не интересовали.

Алексей, крайне обескураженный, идет к выходу.

З о я. Говорила я тебе… (Выходит вместе с ним.)

Н и л а (одна). Ильюха Кульнев…

В задумчивости она роняет слова песни. Как бы вторя ей, вступает баян. И мы слышим сержанта Кульнева и его бойцов.

Г о л о с  К у л ь н е в а. Запомните нас веселыми!

Г о л о с  Н и л ы. Кого — вас?

Г о л о с  К у л ь н е в а. Всех наших, кого через фронт вели! А мы вас не забудем!

Г о л о с  Н и л ы. Через время и война забудется, сержант, и военные встречи.

Г о л о с  К у л ь н е в а. Эх, если б музыка могла превращаться… Я бы такие памятники расставил… И здесь, где прощаемся, может быть навсегда, и на каждой поляночке, что с этой буду сравнивать, вспоминаючи… (Играет на баяне.)

Г о л о с а  б о й ц о в. Прощай, недотрога, спасибо! Счастливых тебе дорог!

Г о л о с  К у л ь н е в а. Запомните нас веселыми.

Факт не из моей биографии.

Входит  Ф е д о р. В каждой черточке его лица светится радость.

Он шагнул было к Ниле, но сдержался, заглянул в пролом стены в комнату Зои.

Федор… Что это значит?..

Ф е д о р. Много, так много можно было бы сказать… но… Вот получите свой комсомольский билет!

Н и л а. Вы?! (Погасила вспыхнувшую радость и даже насторожилась.) Мой комсомольский билет?

Ф е д о р. Да, ваш. Возьмите же его.

Н и л а. Интересно посмотреть, что это такое. (Раскрывает билет, с волнением всматривается.)

Ф е д о р. Мне передал его полковник Митрофанов. Специально пригласил и…

Н и л а. Та-ак… (Спрятала комсомольский билет в карман.) Так, так, так… (Вдруг сильно прильнула к груди Федора.) Федя!

Ф е д о р (гладит ее волосы). Сказал, что доверяет, и просил молчать. Теперь мы вместе…

Н и л а (торопливо утирает слезы). Всё, всё… Извини, сорвалась.

Ф е д о р. Бесстрашная моя.

Н и л а (как бы оправдываясь за минутную слабость). Нет, кто одинок среди людей, тот не живет, будто и нет его на свете…

Ф е д о р. Если б я мог взять на себя хоть частицу того, что ты переносишь…

Н и л а. Теперь мне будет легче, гораздо легче. Ты, как потайной проводок, будешь связывать меня с людьми. Ах, как мне хочется по-человечески, попросту говорить, может быть, глупости болтать, плакать, петь — с ними, моими, советскими!

Ф е д о р (обнимает Нилу). И я могу теперь просто вот так смотреть в твои глаза — и верить, верить?!

Н и л а. Чтобы верить, у человека в общем-то больше причин, чем для того, чтобы не верить…

Входит  Ч у ф а р о в.

Ч у ф а р о в. Мне сказали, что ты снова пошел сюда… Когда это кончится, Федор?

Ф е д о р. Никогда, Аркадий Игнатьич.

Ч у ф а р о в. Вот как! Тогда я снимаю с себя всякую ответственность за твое общественное лицо.

Ф е д о р. Хорошо, договорились.

Ч у ф а р о в. Где же твоя острота глаза?

Ф е д о р. Все дело в том, дорогой мой дядя, что у нас с вами разные глаза. (Взволнованно.) Почему я должен был сразу оттолкнуть ее?! Ведь она родилась и выросла среди нас, она…

Ч у ф а р о в. Так что ж, ты ее простил?

Ф е д о р. Если б я… в конце концов я мог бы ее даже убить.

Ч у ф а р о в. Так какую ж ты видишь между нами разницу?!