Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

Теперь надобно представить ещё одну сцену, прежде чем кончим описание немногих лиц, отправлявшихся на собрание. Читатель должен последовать за нами далёко за пределы, назначенные для обиталища человека, в глубину дикой пустыни, известной под названием "Проклтяого болота". Мы перейдём чрез те обширные пространства, где лес, по-видимому, растёт из воды. Кипарисы, красный кедр, камедь, тюльпаны, тополя и остролист дружно переплетаются своими ветвями. Деревья высятся огромными массами на пятьдесят, семьдесят пять и даже сто футов; жимолость, виноград, вьющийся шиповник, лавр и другие кустарники, с густой, вечно зеленеющей листвой, образуют между этими деревьями непроницаемую чащу, Ползучие растения, обвивая огромнейшие деревья футов на семьдесят или восемьдесят, опускаются с сучьев тяжёлыми фестонами. Невозможно, кажется, чтоб человеческая нога могла проникнуть в эту дикую, непроходимую глушь; а между тем мы должны провести сквозь неё наших читателей на открытое место, где стволы упавших деревьев, полусгнивших и покрытых мхом, перемешанным с землёю, образовали остров тучного чернозёма, возделанного и расширенного человеческой рукою. Пространство это, в шестьдесят ярдов длины и тридцать ширины, окружено устроенным самой природой валом, который служил верной защитой от нападений человека и зверя. Природа, помогая усилиям беглецов, искавших здесь убежища, покрыла срубленные и сваленные одно на другое деревья терновником, лозами винограда и другими вьющимися растениями, которые, поднимаясь на соседние деревья и снова спускаясь вниз, переплетались так часто, что образовали стену зелени футов на пятьдесят вышиной. В некоторых местах лавр, с его лоснящимися зелёными листьями и массами бледно-розовых цветов, представляет глазу красоту дикой природы во всём её величии. Кисти жёлтого жасмина высятся на воздухе как кадильницы, распространяя сладкое благоухание. Тысячи вьющихся растений, покрытых цветами, названия которых, быть может, ещё неизвестны ботаникам, придают особенную прелесть всей картине. Этот растительный вал окружает очищенное место, сделать которое неприступным употреблены были все усилия; — впрочем, в этой стране зноя и влаги, природа в течение нескольких недель удивительно как помогает человеческим усилиям. Единственным выходом отсюда служит извилистая тропинка, по которой два человека, друг подле друга, пройти не могут. Вода, окружающая весь этот остров, прерывает след от чутья собаки. Надобно заметить, что климат в этой болотистой стране ни под каким видом нельзя назвать нездоровым. Дровосеки, проводящие большую часть года в здешних лесах, свидетельствуют, что воздух и вода чрезвычайно благоприятствуют здоровью. Между ними господствует мнение, что обилие сосен и других смолистых растений — сообщает воде бальзамическое свойство и наполняет воздух благоуханием, которое делает то, что это место может служить здесь исключением из общего правила, будто бы болотистые места вредно действуют на здоровье; так точно и почва, будучи достаточно осушена, становился в высшей степени плодородною. По краям поляны находились два небольших домика; средина, как более подверженная влиянию солнца и воздуха, засеяна была ячменём и картофелем. Полуденное солнце знойного июньского дня бросает на поляну длинные тени, и пение птиц, сидящих на ветках деревьев, оглашает всё пространство. На земле, перед одной из хижин, лежит негр, облитый кровью; его окружают две женщины и несколько детей; дикая фигура, в которой читатель сразу узнает Дрэда, стоит подле негра на коленях и всеми силами старается остановить кровь, которая потоком льётся из другой раны на шее. Тщетно! При каждом биении сердца, она стремится из раны чрезвычайно регулярно, показывая слишком ясно, что у несчастного открыта большая артерия. Негритянка, стоящая на коленях с другой стороны, с озабоченным видом держит в руках тряпки, оторванные от её одежды.

— Приложи их, пожалуйста, поскорее.

— Бесполезно, — сказал Дрэд; — он умирает!

— О нет! Не давай умирать ему! Разве ты не можешь спасти его? — сказала негритянка, голосом, в котором отзывались мучения её души.