Нина чувствовала, что румянец разлился по её лицу до самых волос; она досадовала на себя за это, и внутренне упрекала себя. Её глаза невольно встретились с глазами Клейтона. Но в них не выражалось ни любопытства, ни беспокойства.
— Какую милую драпировку производит этот светлый мох, — сказал он. — Я никак не думал, что в этом штате он растет так высоко.
— Да, это очень мило, — рассеянно сказала Нина.
Клейтон, однако же, заметил на лице Нины румянец, вызванный неожиданным известием. Получив письмо от нью-йоркского корреспондента, что в это же самое время, в Канему должен приехать соперник его, он знал в чём дело гораздо лучше, чем полагала Нина. Ему теперь интересно было наблюдать перемены в Нине, производимые этим событием. Подвигаясь вперёд по аллее, они разговаривали, но разговор их не вязался, и наконец выехали на зелёный луг, расстилавшийся перед лицевым фасадом дома — перед большим, серым, трёхэтажным зданием, окружённым со всех сторон широкими деревянными балконами. Вход на нижний из этих балконов состоял из широкой лестницы. Отсюда Нина ясно увидела тётушку Несбит, которая в великолепном чепце и шёлковом платье сидела и занимала мистера Карсона. Мистер Фредерик Огюст Карсон был одним из тех приятных членов аристократического общества, которые рисуются так выгодно в искусственной жизни и становятся такими несносными в простой, неприхотливой сельской жизни. Нина любила его общество в гостиных Нью-Йорка и в опере. Но теперь при настроении духа, внушённом ей тихою и пустынною жизнью, ей казалось совершенно невозможным, даже из каприза и кокетства, позволить такому человеку иметь, притязания на её руку и сердце. Она сердилась на себя за свой поступок, и потому встреча эта не пробуждала в ней приятных мыслей. При входе на балкон, когда мистер Карсон опрометью бросился к ней, и, предложив свою руку, назвал её Ниной, она готова была умереть от досады. Она заметила также необычайную пышность во всём убранстве тётушки Несбит, заметила в ней невыразимый вид и нежное самодовольствие, свойственное старым леди, принимающим участие в сердечных делах. По всему этому Нина догадывалась, что мистер Карсон открыл наступательные действия, объяснением своих отношений к мисс Нине. С заметным замешательством Нина отрекомендовала мистера Клейтона, которого тётушка Несбит приняла с величавым книксеном, а мистера Карсона с приветливым, любезным поклоном.
— Вот уж два часа, как мистер Карсон ожидает вас, — сказала тётушка Несбит.
— Вы очень разгорелись, Нина, — сказал мистер Карсон, заметив её пылавшие щёки. — Верно, вы ехали очень скоро. Напрасно! Вам надобно беречь себя. Я знавал людей, которых излишняя быстрота езды свела в могилу.
Клейтон сел подле дверей; он, по-видимому, намеревался наблюдать эту сцену издали, между тем Карсон, придвинув стул к стулу Нины, спросил её вполголоса:
— Кто этот джентльмен?
— Мистер Клэйтон, из Клэйтонвилля, — сказала Нина со всем хладнокровием и всякой надменностью, какою только могла располагать в эту минуту.
— Ах да! Гм! гм! Я слышал об этой фамилии, очень хорошая фамилия... Весьма достойный молодой человек... Чрезвычайно достойный, говорят. Мне приятно будет познакомиться с ним.
— Надеюсь, джентльмены извинят, если я уйду минуты на две, — сказала Нина, вставая.
Клейтон отвечал серьёзным поклоном, между тем как мистер Карсон, с услужливостью светского человека, проводил Нину до дверей. Лишь только дверь затворилась, как Нина с гневом топнула своей маленькой ножкой.
— Несносный глупец! Позволяет себе такие выходки передо мной! Впрочем, я заслужила это. Желала бы я знать, что может пробудить во мне расположение к такому человеку!
Чаша горестей Нины как будто не была ещё полна; тётушка Несбит вышла вслед за ней с чрезвычайно приветливым видом.
— Нина, душа моя; он рассказал мне всё; уверяю тебя, он мне очень поправился.
— Рассказал вам всё! О чём же? — спросила Нина.
— О том, моя милая, что ты дала ему слово выйти за него. Я в восторге от твоего выбора. Я полагаю, что тётя Мария и все твои родные тоже будут в восторге. Ты сняла тяжёлый камень с моей груди.
— Я бы желала, тётушка Несбит, чтоб вы не беспокоились ни обо мне, ни о моих делах, — сказала Нина. А что касается до этого кота в скрипучих сапогах, то я вовсе не хочу, чтоб он мурлыкал около меня. Смеет ещё так обходиться со мной! Смеет называть меня Ниной и говорить со мной, как рабой! Я его проучу!
— Что с тобой, Нина? Твоё поведение чрезвычайно странно: ты удивляешь меня.
— Очень может быть, тётушка; я ещё не знаю, случалось ли когда-нибудь, чтоб я не удивляла вас. Но этого человека я презираю.
— Зачем же, мой друг, ты дала ему слово? Ведь это уже есть обязательство.
— Я дала ему слово! Ради Бога, тётушка, замолчите. Обязательство! Я хотела бы знать, что значит Нью-Йоркское обязательство? Я только не мешала ему ухаживать за мной, потому что он необходим был в опере, необходим для шутки. Этот человек умел хорошо держать мой букет, он был живым оперным либретто! Он был очень полезен в своё время; но кому какая нужда до него по прошествии этого времени?