Дрейф

Женщина на мой тон не обижается. Но головой качает.

— Про Хозяина слышала? Что в каждый дом в лапте жить приезжает?

— Вы про домового, что ли? — Уже не скрываю скепсиса, но мне наплевать.

— Ой, деточка! Не любит он, когда его так называют, — понизив голос, сообщает мне Людмила Павловна. — В общем, верь не верь, а вот тебе совет: молочка в блюдце налей, булки покроши да под подоконником оставь ему на угощение. Тогда Хозяин хулиганить и перестанет. И про жениха подумай. Есть у меня знакомые мужики, один другого краше…

Последнюю фразу я пропускаю мимо ушей.

Меня трясет от негодования, злости и растраченного времени. Гришка! На дворе второе десятилетие XXI века, а сидящая на моей (своей) кухне женщина пытается убедить меня в существовании домового (Хозяина)?! Я едва сдерживаю желание в грубой форме попросить ее уйти.

Конечно, я налью молока, и это избавит меня от жары, галлюцинаций и дерьмовой акустики их отвратительного трухлявого дома. А когда ночью это самое молоко вылакает Цезарь, все скажут, что метафизический Хозяин принял угощение и остался доволен. Я же после этой психологической пилюли-плацебо стану спать, аки младенец. Ну а если и это не поможет, то воспользуюсь услугами престарелой сводницы и хорошенько потрахаюсь с ее знакомыми мужиками!

Собираюсь намекнуть хозяйке, что ей пора. Что мне нужно завтракать и работать. И вообще, куча дел, уборка, тексты. Но та улыбается, будто прочитала мои мысли, и неожиданно меняет тему. Спрашивает вкрадчиво, словно Кот Баюн:

— А ты, Ирочка, раковину заливать не забываешь?

— Я же обещала! — резко отвечаю я.

И сразу понимаю, что ложь разгадана.

— Ох, милая, зачем ты так? — тяжело вставая с табурета, сетует Людмила Павловна. — И правда обещала же…

Идет в коридор, и я за нею. Уже в дверях выдавливаю, не до конца веря себе:

— Знаете… наверное, я от вас съеду.

— Чего это?

— Неуютно мне…

— Хм… — только и реагирует женщина, но за коротким вздохом читается: «Боженьки, посмотрите, какая фифа!». А затем говорит: — До свиданья, Ирина. Звоните, если будут вопросы.

И уходит. Все еще сотрясаясь от злости, стыда и недосыпа, иду на кухню. Отдергиваю штору, закуриваю. Ну заметит меня бабка, дальше-то что? После сказанных в коридоре слов я насильного выселения не боюсь!

Людмила Павловна снаружи здоровается с одной из постоянных ведущих «Лавочка-FM». Забирает у нее кулек с объедками и бредет по двору. Кошки, почуявшие приближение кормилицы, выныривают из травы и с интересом сползаются поближе. Тяжко, по-старчески согнувшись и упираясь ладонью в колено, любительница мифологии начинает крошить съестное в миски.

К моему удивлению, с детской площадки к ней приближаются двое малышей, заинтересованных процессом. Нас разделяет метров двадцать, но жаркая тишина и акустика двора доносят до форточки каждое слово.

— Не пугайте их, детишки, — говорит женщина, поглядывая на карапузов, — они ж дикие, никому не доверяют.

— Ой! — тонко вскрикивает один мальчишка, отходя за спину друга. — А если они дикие, они вас не укусят?

Людмила Павловна смеется. От этого беззаботного смеха меня продирает волной колючей тревоги. Высыпав в блюдца последние крошки, старуха прячет грязный кулек в кармане грошового платья и неловко выпрямляется.

— А чего ж им меня кусать-то? — вопросом на вопрос отвечает она малышам. И добавляет, придав голосу знакомую теплоту и вкрадчивость: — Я же их кормлю.

Битый час я сомнамбулой слоняюсь по квартире.

Затем завожу стирку. Вынимаю из кладовки пылесос и начинаю уборку. Это приводит нервы в порядок. За одним из кресел перед телевизором (куда я практически не захаживаю), неожиданно нахожу игрушечного солдатика. Точнее, фигурку LEGO.

Но собранную так необычно, что целую минуту я глуповато держу ее перед собой и пытаюсь угадать, кого же та изображает. На стандартный желтый торс насажена стандартная бледно-розовая голова. Еще у нее длиннющие темные волосы, кажется, из новой коллекции «Властелина колец», например, от Арвен. Да вот только надеты они задом наперед, совершенно скрывая лицо. А еще у фигурки всего одна нога, посаженная ровно посредине тельца на жирную каплю супергеля…

Не знаю, отчего, но вид солдатика тревожит меня не меньше странных снов.

Сгорая от стыда, набираю номер Людмилы Павловны.

— Я вас слушаю, Ирина, — сухо говорит та.

— Кто жил в этой квартире до меня? — прямо спрашиваю я. — Тут были дети?

— Хм… — говорит женщина. — Не понимаю, откуда вы узнали. Но да. До вас в квартире жили одинокая мамочка с сыном. Ребеночек болезный очень был, помер весной. Мамочка после этого в деревню жить перебралась, к староверам…

Я скупо благодарю и обрываю вызов.

Не знаю, почему, но мне очень хочется плакать.

День 15, вторник.