Дрёма

Дрёму выручили каникулы. Они волшебным образом перенесли подростка на обочину: стой и решай.

– Мама я на море купаться!

– Иди, только позвони и к обеду постарайся вернуться.

Дрёма шёл вдоль узкой улочки напоминающую горную теснину, с той лишь разницей, что вместо живописных скал покрытых мхами, травами и цветами, улочку сжимали нахрапистые стены, вдоль которых текли зловонные ручейки. Дрёма даже представлял себе хозяев этих заборов. Вот эта ограда – удачливый делец, самовлюблённый хлюст, всеми силами желающий вызвать зависть окружающих: кованные вензеля, массивные тумбы. Тут же рядом покосившийся забор будто жаловался: эх, было время и мы могли, а теперь что, вон другие напирают. Этот хваткий и энергичный, тут ухватит, там приметит, с мира по камню – мне на стену. Строителей много, а неба над головой всё меньше. И узко.

Улица петляла почти до самого моря. Дрёма всегда пробегал по ней, не задерживаясь, и сдерживал торопливый шаг лишь в одном единственном месте. Тут между стен образовывался неестественный разрыв шириной в один участок. Деревянный покосившийся штакетник с облупившейся синей краской приглашал полюбоваться заброшенным садом. Дрёма с мальчишками частенько залазили сюда и лакомились сладкой шелковицей, сочными грушами и малиной. И сейчас у заборчика цвели одичавшие розы, бордовые и белые бутоны тянулись к солнцу.

Поговаривают здесь жил когда-то старый знахарь. Как жил, никто не знает – лечил бесплатно. Потом на его участок позарился один «воротила». Предложил: «Продай свой участок». Знахарь категорически отказался: «Бог дал, Бог и приберёт». «Воротила» начал судебную тяжбу. Суд вынес легко предсказуемое решение. Когда приставы выводили знахаря, чтобы переселить его в малосемейку, тот заметил торжествующее лицо победителя: «Глянь, какую широкую могилу ты себе приобрёл. Только душе маяться». С тех пор и пустует этот участок – «Воротила» вскоре обанкротился и с сердечным приступом был отвезён в ближайшую больницу. Там и умер. Взрослые взирали на участок со страхом, дети играли и радовались, как радуется узник крохотному окошку, пробитому в каменной кладке.

Такая вот история.

Глава пятая Что есть реальность: вдох, выдох или пауза между ними?

Заборы теснились вокруг подростка. В приближение широких морских горизонтов не верилось среди людских теснин, в то же время воздух насыщался свежестью прибоя и светом.

На раскалённой гальке, разморённые солнцем, застыли бронзовые тела отдыхающих. Дрёма не стал задерживаться среди «котиков», ловко перелез через ржавые прутья. Преодолел несколько преград в виде наваленных бетонных блоков и бун и оказался в уединённом месте. Курортники, по причине лени и животов, сюда заглядывали редко, а местные только по выходным и опять же одинокие рыбаки, стареющие романтики и молодёжь в поисках тихого уединённого плёса.

Дрёма разделся, положил на брюки тетради и с разбега бросился в море. Вода приятно холодила. Он отплыл от берега, поднырнул и проплыл под водой несколько метров. Неподвижное песчаное дно опускалось полого вниз и совсем пропадало, тонуло в золотисто-зелёной глубине. Было немного жутковато, от сочетания пустынности и колыхающихся на песке теней. Редкие стайки рыбок напоминали Дрёме неземные бесплотные существа, сверкающей чешуёй и слаженностью движений. Может ангелы, случайно залетевшие в солнечный лес? Тонкие лучи были похожи на прозрачные стволы деревьев с кронами где-то над поверхностью. Стайки распадались и потом снова, быстро, неуловимым движением, соединялись, усиливая впечатление неземного, бессмертного. И страх перед близкой бездной пропадал. Дрёме хотелось подплыть к этим стайкам и вместе с ними, уподобившись им, также беспечно, безмолвно парить в солнечном саду, над померкнувшими бликами. Если бы не лёгкие. Их сдавливало и приходилось покидать удивительную сказку.

Дрёма вынырнул, глубоко вдохнул и поплыл широкими саженками от берега. Снова нырнул. Сказочная идиллия не повторилась. Лучи напоминали теперь вырванные и лишённые корней солнечные деревья. Они беспомощно зависли над бездонной пропастью, прежние краски сгустились, и в них не было прежней прозрачности и света. Полная неопределённость и предчувствие хаоса.

Одно море и разные глубины. И жизнь, пытающаяся нырнуть, но так, чтобы суметь вынырнуть. Что она такое – жизнь? Вдох и погружение или возвращение и выдох?

Дрёмины мысли были настолько захвачены отцовскими записями, что и теперь он про себя повторял их, тем более что они были так созвучны с мальчишескими ощущениями. Может и отец, вот так же лежал когда-то на поверхности волн, опустив голову в воду, и пытался связать собственную жизнь, и те глубины, что были под ним, и, то бесконечно высокое небо, что вырастало из его спины наподобие крыльев, раскрывающихся так же широко и бесконечно.