Когда судовой колокол пробил полночь, я поднялась с койки, на которую так и не прилегла, опасаясь заснуть, и вышла в коридор. Без равномерного шума гребного винта тишина казалась тревожной. Вздохнув, я тихонько постучала в дверь к Карателю Россу, а когда он открыл, без долгих разговоров попросила его отвести меня к Кинну.
Какое-то время он молча стоял, застыв в дверном проеме, а потом сказал:
– Хорошо, я вас отведу. Только накиньте что-нибудь, на улице холодно.
В каюте я торопливо надела накидку с капюшоном, и уже через минуту мы вышли под пронизывающий ветер и липкую морось. Но в трюм нам попасть не удалось.
Мы только-только спустились на жилую палубу, когда в кормовой части приоткрылась дверь в офицерскую кают-компанию и в коридор хлынули приглушенные голоса. Каратель Росс тут же приказал: «За мной!» – и в два шага очутился у ближайшей двери, а убедившись, что внутри пусто, жестом указал, чтобы я скорее заходила. Едва я оказалась в каюте, Каратель закрыл за нами дверь.
– Придется немного подождать, – негромко сказал он.
– А сюда никто не придет? – спросила я, смущенно оглядывая помещение. Койка была заправлена покрывалом, как если бы здесь кто-то жил.
Мужчина покачал головой.
– Эти каюты свободны.
Значит, я была права – даэрра Немея специально разместила Кинна в трюме, хотя на корабле были запасные каюты.
– Вот как, – сквозь зубы шепнула я.
Каратель Росс бросил на меня взгляд и, прислушавшись к шуму в коридоре, кивнул на койку.
– Думаю, лучше присесть, они там не на одну минуту.
Поколебавшись, я сняла влажный капюшон и села как можно ближе к иллюминатору и как можно дальше от Карателя.
– А почему нам нельзя выйти? – спросила я, чувствуя себя до крайности неловко, запертая с ним в каюте вдвоем.
– Из-за вас, – коротко пояснил он. – Одно дело – попасться на глаза вахтенным, и совсем другое – столкнуться с целой толпой матросов. Особенно в такой день. Я могу с ними не справиться.
«Из-за вас» – слышать это было неприятно, но, стараясь не подавать виду, я спросила:
– А какой сегодня день?
– Праздник заблудших душ. Отмечается в ночь с одиннадцатого на двенадцатое августа. Я совсем забыл о нем, его уже двадцать лет как не празднуют.
– Праздник заблудших душ? – непонимающе переспросила я.
– Это старое поверье альвионских моряков, – ответил Каратель, откидывая капюшон и снимая маску. Он посмотрел в иллюминатор и продолжил: – Говорят, что души всех, кто однажды пропал в море, так и остаются носиться над волнами, не способные найти дорогу к Чертогам вечности.
– Да?..
– Чтобы им помочь, в небо запускают особые бумажные фонарики – обязательно с корабля или лодки. Считается, что заблудшие души последуют за этим светом и смогут отыскать потерянную дорогу. С учетом того, что последние двадцать лет фонарики никто не запускал, для матросов это особенное событие.
– Хм… – только и смогла ответить я.
Мне вспомнились слова Кьяры о том, что в Альвионе украшают надгробия люминариями, чтобы душа нашла путь в Чертоги света. Похоже, всем альвионцам эта тема очень близка.
Хождения в коридоре стало больше, и какое-то время мы молчали. Но потом я не выдержала:
– Почему вы мне помогаете?
Мужчина перевел взгляд на меня, и я вновь обратила внимание на шрам, пересекающий его правую бровь.
– В свое время я мог умереть или стать убийцей, но благодаря вашему отцу стал Карателем, – наконец сказал он.
Его ответ застал меня врасплох, и я не удержалась:
– Как так получилось?
Серо-зеленые глаза на секунду затуманились, а потом Каратель нехотя ответил:
– Я уже упоминал, что мой отец был целителем. У него была частная практика, и он часто оказывал помощь тем, кто не мог себе ее позволить, а иногда тем, кому не стоило бы ее оказывать. Когда мне было пятнадцать, он спас жизнь человеку, пострадавшему от разбойного нападения. Однако тот мужчина оказался не простым прохожим, а точно таким же разбойником. Узнав о том, кто вылечил его, его враги пришли к моему отцу и… наказали его за помощь. Когда я вернулся домой, отец уже скончался от ран.
Тон Карателя был ровным, практически лишенным эмоций, однако его пальцы с силой сжимали черную маску.
– Немногочисленные свидетели не пожелали подвергать себя риску. Каратели же, как мне казалось, не проявили к этому делу должного рвения. Тогда я сам взялся за расследование, – уголок его рта дрогнул в намеке на улыбку. – И мне даже удалось напасть на след той банды. К тому моменту я уже не верил, что мне кто-нибудь поможет, и был готов отомстить за отца. Однако я наткнулся на засаду Карателей. Тогда же я встретил Имрока Дейна. Он сказал мне, – в низком голосе Карателя зазвучали благоговейные нотки: – «Присваивая правосудие себе, ты крадешь его у других. Ты оставляешь жертву безликой и безгласной, а преступление – неназванным и неузнанным». Он не просто спас мне жизнь – он показал другой путь и научил, что значит служить Закону.
Несколько минут я пораженно молчала. Сама мысль о том, что Имрок Дейн мог изменить чью-то жизнь к лучшему, казалась невозможной. А потом до меня медленно дошло.
– Значит, вы помогаете мне из-за него – из-за Имрока Дейна?