Хотя кое-что я все же мог бы сделать — накормить еще и Лагуэрту кое-чем не таким аппетитным, как сэндвичи от «Релампаго», но достаточно вкусным по-своему. И вот после обеда я навестил этого хорошего детектива в ее кабинете — милой, отгороженной тонкими перегородками крохотной норке в углу большого помещения, в котором расположилось еще полдюжины таких же норок. Ее, конечно, самая элегантная; на перегородках развешаны со вкусом сделанные фотографии ее самой с разными знаменитостями. Я узнал Глорию Эстефан, Мадонну и Хорхе Мас Каносу. На столе, на зеленой подставке из нефрита с кожаной окантовкой, стоял элегантный, зеленый же письменный прибор из оникса с кварцевыми часами в центре.
Когда я вошел, Лагуэрта разговаривала по телефону на своем пулеметном испанском. Она подняла глаза, взглянула в мою сторону и, не увидев меня, отвернулась. Но через мгновение ее взгляд вернулся ко мне. На этот раз она внимательно меня осмотрела, сдвинула брови и сказала: «О’кей, о’кей. Ta luo», что по-кубински означает то же, что и «hasta luego». Она повесила трубку и продолжила смотреть на меня.
— Что у тебя есть? — наконец спросила она.
— Радостные вести, — ответил я.
— Если это означает «хорошие новости», тогда я смогу ими воспользоваться.
Я зацепил ногой раскладной стул и втащил его в ее норку.
— Нет никакого сомнения, — начал я, садясь на складной стул, — что ты отправила в тюрьму того самого парня. Убийство на Олд-Катлер-роуд совершено другой рукой.
Некоторое время она смотрела на меня. Я уже удивился: неужели ей нужно столько времени, чтобы переработать данные и ответить?
— Ты можешь это доказать? — в конце концов поинтересовалась она. — Достоверно?
Ну конечно, я могу все подтвердить достоверно, хотя и не собираюсь, не имеет значения, насколько исповедь важна для здоровья души. Вместо этого я бросил ей папку на стол.
— Факты говорят сами за себя, — сказал я. — Абсолютно никаких вопросов быть не может.
Конечно же, вопросов быть не могло, потому что только я знаю все.
— Смотри, — я вытащил из папки лист с тщательно отобранными мной самим сопоставлениями, — во-первых, жертва — мужчина. Все остальные были женщинами. Эта жертва обнаружена недалеко от Олд-Катлер-роуд. Все жертвы Макхейла были в районе Тамиами-Трейл. Жертва найдена в относительно целом виде и именно там, где ее убили. Жертвы Макхейла были расчленены и отвезены далеко от места убийства.
Я продолжал, а она внимательно слушала. Список был хорош. Потребовалось несколько часов, чтобы подобрать самые очевидные, нелепые, прозрачные до глупости сопоставления, и, должен сказать, я неплохо справился. Лагуэрта тоже сыграла свою роль просто великолепно. Она полностью купилась. Конечно, ведь она слышала то, что хотела слышать.
— Подведем итог, — сказал я. — На новом убийстве — отпечаток мести, возможно связанной с наркотиками. Убийства парня, которого ты посадила, другие, и с ними однозначно, на все сто процентов покончено раз и навсегда. Они никогда больше не повторятся. Дело закрыто.
Я протянул ей листок.
Лагуэрта взяла бумагу и долго смотрела в нее. Нахмурилась. Несколько раз пробежала глазами лист. Уголок ее губы слегка подергивался. Потом аккуратно положила бумажку на стол и придавила тяжелым зеленым степлером.
— Ладно. — Она выровняла степлер по краю подставки на столе. — Ладно. Очень хорошо. Это должно помочь. — Она снова посмотрела на меня, сосредоточенно сведенные брови все еще на своих местах, и вдруг неожиданно улыбнулась. — О’кей. Спасибо, Декстер.
Улыбка была настолько неожиданной и настоящей, что, будь у меня душа, уверен, я бы почувствовал себя виноватым.
Все еще улыбаясь, Лагуэрта встала и, еще до того, как я успел отступить, сжала меня в крепком объятии.
— Я правда очень признательна. Ты заставляешь меня чувствовать себя ОЧЕНЬ благодарной.
И она стала тереться об меня движениями, которые можно назвать только непристойными. Конечно, не могло быть и речи, то есть — вот она, защитник общественной морали, и прямо здесь же, на глазах этой самой общественности… Не говоря уже о том факте, что я только что вручил ей веревку, на которой она сможет повеситься, а это не совсем подходящее событие для того, чтобы отпраздновать его через… Нет, правда: неужели весь мир сошел с ума? Что стало с людьми? Неужели все они только об этом и думают?
Чувствуя себя близким к панике, я попытался высвободиться.
— Пожалуйста, детектив…
— Зови меня Мигдией, — сказала она, все сильнее прижимаясь и ерзая.
Когда Лагуэрта опустила руку к моей ширинке, я вскочил. Позитивный результат: действие освободило меня от любвеобильного детектива. Негативный результат: она кувырнулась набок, ударилась бедром о стол, преодолела свое кресло и растянулась на полу.
— Мне… э-э… правда, мне надо работать, — запинаясь, промямлил я. — У меня важное…
Как бы то ни было, но я ни о чем другом не мог думать, кроме как о спасении своей жизни, поэтому, пятясь, я выскочил из ее норки, а Лагуэрта осталась смотреть мне вслед.
И взгляд ее особенно дружелюбным я бы не назвал.
Глава 19