К тому времени, когда я туда добрался, толпа рядами теснилась у барьера, причем большинство ее составляли репортеры. Пробираться сквозь толпу репортеров, у которых в ноздрях запах крови, всегда трудное дело. Сразу так не подумаешь, потому что перед камерой они становятся обывателями с повреждением мозга и серьезным расстройством пищеварения. Но стоит им оказаться перед полицейской баррикадой — происходит чудесное превращение. Они становятся сильными, агрессивными, готовыми и способными смести и растоптать все и вся на своем пути. Это немного напоминает истории о мамашах в возрасте, поднимающих грузовик, когда под ним оказывается их ребенок. Сила происходит из какого-то мистического источника, и каким-то образом, когда проливается кровь, эти страдающие анорексией создания могут пробить себе дорогу сквозь все, что угодно. Даже не растрепав прически.
На мое счастье, один из мундиров на баррикаде узнал меня.
— Пропустите его, ребята! — крикнул он репортерам. — Дайте дорогу!
— Спасибо, Хулио, — поблагодарил я копа. — Похоже, репортеров каждый год только прибавляется.
— Видно, их кто-то клонирует, — хмыкнул он. — По мне, они все на одно лицо.
Я пролез под желтой лентой, и тут меня охватило странное ощущение, что кто-то балуется с содержанием кислорода в атмосфере Майами. Я оказался в грязи стройплощадки. Видимо, строят тут трехэтажное офисное здание, такие обычно заселяют маргинально настроенные арендаторы. И пока я медленно шагал вперед, наблюдая за активностью вокруг этой недостроенной конструкции, я уже знал, что все мы здесь появились не случайно. С этим убийцей не бывает ничего случайного. Все хорошо обдумано, тщательно вымерено на предмет эстетического воздействия, изучено с точки зрения художественной целесообразности.
Мы на стройке, потому что так надо. Он так выступает с заявлением, как я и объяснял Деборе.
Но более всего, более, чем полиции и публике, его послание адресовано мне. Он насмехается, дразнит меня, цитируя пассажи из моей собственной торопливой работы. Он привез тела на стройку, потому что я то же самое проделал с Яворски на стройке. Он играет со мной в кошки-мышки, демонстрируя всем нам, как он хорош, и заявляя одному из нас — мне! — что он наблюдает.
Полагаю, это должно было бы меня беспокоить.
Однако почему-то не беспокоит.
У меня почти закружилась голова, как у старшеклассницы, которая видит, как капитан школьной футбольной команды собирается с духом пригласить ее на свидание. «Ты имеешь в виду меня? Меня, маленькую? О звезды, это правда? Извините меня, я пока похлопаю ресницами».
Я глубоко вдохнул и постарался напомнить себе, что я хорошая девочка и такими делами не занимаюсь. Но я знаю, что
Дело в том, что гораздо больше, чем заняться интересным делом с новым другом, мне нужно найти этого убийцу. Я должен видеть его, говорить с ним, доказать самому себе, что он реален и что…
Что «что»?
Что он — это не я?
Что я не единственный, кто творит эти страшные и интересные дела?
Почему я так думаю? Это не просто глупо, это совершенно не стоит внимания моего гордого разума. Разве что… Мысль появилась, затарахтела, запрыгала вокруг, я не сразу смог заставить ее сесть и вести себя подобающим образом. А что, если он на самом деле — я? Что, если я каким-либо образом делаю все это, сам того не осознавая? Невозможно, конечно, абсолютно невозможно, но…
Я просыпаюсь перед раковиной, смывая с рук кровь, после «сна», в котором я старательно и весело окровавленными руками делал то, о чем обычно только мечтаю. Так или иначе, но я много знаю обо всей цепи убийств, знаю того, что не могу знать, если только не…
Если только… хватит! Прими успокоительное, Декстер. Начни с самого начала. Дыши, глупое создание; вдох — хороший воздух, выдох — плохой. Все это не более чем еще один симптом моего недавнего приступа скудоумия. Из-за напряженности всей моей чистоплотной жизни я просто начал преждевременно стареть. Притом что за последние несколько недель перенес несколько случаев настоящей человеческой тупости. И что с того? Это еще не обязательно доказывает, что я настоящий человек. Или что я был так креативен во сне.
Нет, конечно же нет. Совершенно ясно: это ровным счетом ничего не значит. Но все-таки… что же происходит?