Древнерусские княжества X–XIII вв.

Принимая в целом выводы В.Л. Янина, необходимо более детально рассмотреть датировку и смысл исследуемых документов. Я.Н. Щапов уверенно связывает постановления об Обонежском и Бежецком рядах с деятельностью князя Дмитрия Александровича (1263 и 1264 гг.), когда он вместе с новгородцами освободил обонижан и бежечан на три года от суда[659]. Согласиться с этим трудно. Ведь уже в древнейших из дошедших до нас договорах Новгорода с князьями Бежичи поименованы в числе «новгородских волостей», куда князю доступа нет. Более того, наряду с Бежичами там указана волость Городец, которая в приписке о Бежецком ряде еще объединена с первой. Таким образом, стандартный формуляр договорных грамот отражает новый этап в административном устройстве новгородских земель по сравнению с содержанием приписки о Бежецком верхе.

Подтверждением сказанному служат наблюдения над конструкцией текста Обонежского ряда. В нем после перечисления сумм сборов в 11 пунктах записано: «В поезде от всее земли владыце 10 гривен, а попу две гривны». Затем прибавлено: «У Липсуевичь пол гривны, у Тоивота гривна, в Липне пол гривны». Последняя фраза нарушает логическую стройность документа и поэтому выглядит дополнением к первоначальному тексту.

Если подсчитать общую сумму поступлений епископу с первых 11 мест — 22,5 гривны[660] и сравнить ее с количеством сборов по Бежецкому верху — 21 гривна (1 волжская) и 16 кун[661], получаем почти полное равенство (294,3 г серебра и 288,7 г серебра). Надо полагать, и в этом В.Л. Янин абсолютно прав, что в момент изъятия из-под юрисдикции князя части новгородских земель была пересмотрена и система обеспечения епископа. Взамен прежних поступлений ему предоставлялись приблизительно равновеликие сборы (дани) с двух территорий — Обонежья и Бежецкого верха. Однако лишь в первом случае пожалование шло за счет князя. Ведь помимо прочего владыке там полагалось еще 10 гривен «в поезде от всее земли», т. е. во время личного объезда. По сути своей эта подать тождественна княжескому «полюдью даровному» или заменившему его «дару».

Исследователи, полагающие, что в результате реформы, лишившей князя судопроизводства и части других доходов в новгородских волостях, его потери были компенсированы неограниченным правом суда в Обонежье и Бежичах, ошибаются. Докончания второй половины XIII в. Новгорода с князьями недвусмысленно утверждают: «А се, княже, волости новгородьскые: Волокъ съ всеми волостьми, Торжекъ, Бежиче, Городець Палиць…», запрещают держать их княжескими мужами, только дар с них оставался в руках князя: «…а даръ, княже, тобе имати от техъ волостии».

Теперь ясно, почему в Обонежье епископ получил дани в полном объеме, а в Бежичах нет. Дар с последних (аналогично другим волостям) предоставлялся Новгородом князю, а дани — епископии. Источники обеспечения епископии в Обонежье и Бежичах различны — князь и новгородское вече.

В свете этих наблюдений несколько иначе выглядят детали проведенной в Новгороде реформы. Князь был лишен основных доходов и права суда не только в отдаленных волостях, но и на всей территории Бежецкого верха. Зато он получил в полную собственность (без посадника) обонежский суд (зафиксировано и откупной грамотой 1434 г.) и дани с Обонежья (переданы целиком владыке). Другая часть церковной десятины шла уже от Новгорода (бежецкие дани). Следовательно, отчисления с княжеских доходов в пользу новгородской епископии были значительно уменьшены. Нельзя не заметить также, что по отношению к Обонежью и Бежичам действовала особая система взаимных договоров между князем, вечем и владыкой.

Находим в источниках подтверждение данному выводу. В договоре князя Ярослава Ярославича с Новгородом (1266 г.) оговаривается, что «судъ, княже, отдалъ Дмитрии съ новгородци бежичяномъ и обонижаномъ на 3 лѣта, судье не слати»[662]. Если бы суд там принадлежал исключительно князю, не было бы необходимости в упоминании новгородцев, отсутствующем в известной откупной грамоте 1434 г., на один «обонискыи» суд[663]. Значит, в случае с князем Дмитрием обе верховные власти Новгорода (князь — вече) взаимно освобождают обонижан и бежичан на три года от суда, не нарушая сложившегося равновесия. Таким образом, Обонежье и Бежецкий верх находились в более сложных отношениях с центральной администрацией, чем прочие волости, зависимые от Новгорода. Здесь и права князя, и права населения регулировались иначе.

Относительно датировки приписок к грамоте Святослава 1137 г. следует иметь в виду несколько обстоятельств. Во-первых, они вряд ли были продуктом политических событий 60-х годов XIII в., так как докончания Новгорода с князьями этого времени уже разделяют Бежецкий верх (по крайней мере!) на две волости. Во-вторых, в самом тексте Обонежского ряда обнаруживаются следы дополнений, отражающие известную длительность действия и постепенное совершенствование этого уложения.