Древнерусские княжества X–XIII вв.

Труднее определить время становления новгородско-смоленского рубежа. Достоверно известно, что он уже существовал в первой трети XII в. Достаточно точно провести границу позволяет грамота Ростислава Мстиславича 1136–1137 гг. об основании Смоленской епископии[849]. Судя по этим данным, смоленская территория вклинивалась далеко на север в новгородские земли. Ее межа проходила по водоразделу рек Ловати и Куньи, на которой стояли смоленские города Дубровна и Холм. Затем она поворачивала к озерам Селигер и Волго, где находились смоленские же города Жабачев и Хотшин. Однако самые верховья Волги были новгородскими. Об этом говорит каменный крест, поставленный в 1133 г. Иванкой Павловичем, ставшим вскоре новгородским посадником, при впадении Волги в озеро Стреж[850]. Где-то близ устья Вазузы сходились границы Новгородской, Смоленской и Ростово-Суздальской земель.

Таким образом, с запада со смоленской территорией граничили новгородская Ржовская волость и Великие Луки, с севера — волость Буйце, известная уже в первой половине XII в.[851], а с востока — новоторжские волости. При взгляде на карту нетрудно убедиться, что Смоленская земля с Торопцом в центре, окруженная с трех сторон новгородскими владениями, несколько искусственно врезалась между ними. Это впечатление еще более усиливается тем фактом, что с юга эту территорию от основной смоленской области отделяет р. Межа (левый приток Западной Двины), само название которой указывает на проходивший здесь в древности рубеж.

Вряд ли такая чересполосица явилась результатом естественного развития событий. Ведь районы Великих Лук и Торжка были освоены новгородцами не позднее начала XI в. Торопец также известен в источниках с первой половины этого столетия[852]. Более того, в IX–X вв. верховья Западной Двины были заселены почти исключительно псковскими кривичами[853]. А в XI–XIII вв. сюда в значительном количестве проникают смоленские кривичи[854]. В конечном итоге граница их расселения на севере близко совпадает с границей Новгородской земли[855]. По-видимому, включение очерченной территории в состав Смоленского княжества оказало со временем значительное воздействие на этническую принадлежность ее населения.

Когда это произошло? Археологические данные косвенно свидетельствуют об XI в. Конкретная историческая ситуация того времени им не противоречит. Существовало ли Смоленское княжество как самостоятельная территориально-административная единица в X в. — вопрос спорный. Однако в середине XI в. оно уже было таковым. Его получил в удел младший сын Ярослава Мудрого — Вячеслав[856]. С выделением Смоленского княжества к нему, надо полагать, и были присоединены указанные земли как компенсация за отделение к Полоцку территории с Усвятом и Витебском. Последующая борьба между Смоленском и Полоцком за Витебск как будто подтверждает этот вывод.

Если изложенные соображения верны, то мы получаем еще одно свидетельство в пользу весьма древнего становления основной государственной территории Новгорода.

Значительно сложнее определить рубежи собственно Новгородской «области» на востоке и юго-востоке с Ростово-Суздальской землей. Территория Бежецкого верха («Бежецкого ряда» грамоты Святослава Ольговича) вопреки мнению А.Н. Насонова 0ыла одной из древнейших составных частей «Новгородской волости». Думается также, что Торжок и Волок-Ламский к середине XI в. вошли в число новгородских владений. Однако точно установить пределы распространения новгородской дани в это время не представляется возможным. Есть основания полагать, что в 70-х годах XI столетия на северо-востоке они смыкались с границами Белозерской земли[857].

В.А. Кучкин предпринял с историко-географической точки зрения убедительный анализ событий конца XI в. (борьба Мстислава Владимировича Новгородского с Олегом Святославичем, захватившим Ростовскую землю). Им было выяснено, что «территория Ростовской земли по меньшей мере доходила до Медведицы»[858]. Дальше простирались владения Новгорода. Об этом говорит несколько фактов. Застава Олега («сторожа») во главе с его братом Ярославом стояла на устье Медведицы. Воевода Мстислава Добрыня Рагуилович, двигаясь впереди главных новгородских сил, «изъима даньникы» (Олега и Ярослава. — А.К.)[859], после чего Ярослав бежал к брату в Ростов, а Мстислав с новгородцами «приде на Волгу»[860]. Но Олег послал брата и данников в «сторожу», предварительно отклонив предложение Мстислава о мирном разрешении конфликта, «помысляше и Новъгородъ переяти»[861]. Эти наблюдения и дают право считать, что новгородский рубеж достигал здесь левобережья Волги.