Древнерусское предхристианство

Все культуры имеют единую корневую систему – pueritia humanitatis. История современного человечества началась вместе с возникновением мифов о происхождении мира и рождении «первочеловека», с появлением годового круга священных обрядов и «знаков откровения». Переход индоевропейцев от хтонических культов к почитанию солнца ознаменовал величайшую духовную революцию. Вид «сияющего неба» *deiṷo предвосхитил образ и дал первое имя Бога – Deus, Θεóς, Diaus. Прозвище солнцеликого божества неба *Sur вошло в древнеевропейский Первомиф о сотворении из божественного света братьевпервопредков: медведя *urs и человека *rus. Это предположение, как и другое – о сохранившемся у проторусов и их потомков самоназвании древних европейцев, связанном с почитанием «небесного медведя», остаются гипотезами. Их сложно подтвердить или опровергнуть, но слишком легко отвергнуть. Существование этнонима русы у древнейших славян отразилось в дописьменных источниках – в гидронимике и топонимике Центральной и Восточной Европы. Оно объясняет внезапное всплывание и стремительное распространение в VI–VIII веках этого общенародного имени на огромной территории, в эпоху объединения восточнославянских племён и возникновения государства под названием Земля руськая.

Мировоззрение древних русов являлось всецело мифопоэтическим, существовало в «большом времени» (М.Бахтин). Они создавали образы живого мироздания, а не отвлечённые философские или богословские понятия. При этом красота мира оставалась таинственной, тайна бытия – красивой. Суть «свето-огненного божества» была непостижима. «Неосязаемый и неисповедимый» небесный свет проявлялся в зримых и ощутимых ипостасях, но его источник не имел образа. Наполненные глубоким символизмом обряды солнечного коло являли собой средоточие древнерусской религии. Череда праздников год за годом переживалась словно нескончаемая мистерия небесно-земной жизни: рождение света в колядную ночь, сотворение мира в предутренних таинствах Масленицы, вхождение купальского солнца в многодневный годовой полдень, прощание с ним на вечернем закате в праздник Вересеня… Ежегодно в Радоницу души предков (родителей, кумов, русал, сеней) незримо спускались на землю и «одушевляли» новое поколение потомков – в таинстве кресения вновь и вновь воскресал древний род.

В VIII–IX веках языческое единобожие получило строгие, зрелые формы. Имя Сварога было запрещено к произнесению и заменено его величальными прозвищами: Перун «порождающий, разящий», Род «родовой, родной» и др. Вероятно, тогда же русы восприняли идею богосыновства, о чём свидетельствует почитание Парены – огнесветлого существа, ежегодно сходящего к людям в огне купальского костра и вновь возносящегося к Перуну. В сознательном отказе от изображений Сварога проявилась древнерусская религиозная апофатика. Божество постигалось в неостановимом потоке бытия, в даре мысли и слова, в священных знаках и обрядах. Знаменательно, что главным доводом в «испытании вер» князем Владимиром «Повесть временных лет» называет не «хитрые сказания» каждого о своей вере, а богослужебный обряд: «Вѣси, княже, яко своего никтоже не хулить, но хвалить. /…/ испытай когождо ихъ службу, и кто како служить Богу».[620]

Народная вера останется безжизненным «этнографическим наследием», если академическое изучение её частностей не приведёт к изучению целого, если научная интуиция в истолковании её символов не соединится с художественным «вчувствованием». Исследования такого рода следует отнести к «инонаучной форме знания, имеющей свои законы и критерии точности».^[621] Этот путь был намечен А.Н. Афанасьевым в трёхтомном труде «Поэтические воззрения славян на природу» (18651869).

Язык и вера древности рождали завораживающе красивую, величественную картину мироздания. Божественный свет творил небесные светила, солнцеподобный огонь и земную жизнь, воскрешал души людей и возносил их к сияющему ирию. Яркая, всеохватывающая образность народных верований увлекла выдающихся русских поэтов. Александр Блок посвятил им статью «Поэзия заговоров и заклинаний», Сергей Есенин – трактат «Ключи Марии», Вячеслав Иванов – неоконченную поэму «Повесть о Светомире царевиче». Велимир Хлебников, поражённый бездонностью русского языка, углубился в поиски его «небесного корнесловия»…