Древнерусское предхристианство

Древнерусская цивилизация удивляет парадоксами. Она оставила богатейшую устную словесность, но бедное археологическое наследие. Её язык сохранил поразительную цельность в необъятных временах и пространствах. Он сравним по богатству и древности с древнеиндийским, древнеперсидским, древнегреческим, латынью, но в отличие от них до сих пор остаётся вполне понятным. Русское государство создавал народ, но всю его раннюю историю писали иноземцы, плохо знавшие язык, обычаи и верования русов. Предхристианское прошлое, бесспорно, обогатило русское православие, которое в течение столетий огульно отвергало столь ненавистное и столь родное «язычество»…

Русский язык – неумирающее наследие великой культуры. Забытое слово крес осталось в глубинах народного сознания. В нём скрыта тайна необычайной жизнестойкости русской цивилизации, её многократных «воскресений» после смертельных испытаний. В родстве с ним слово краса – ключевое для древнерусской эстетики. Истинная краса в древнем понимании – это красота возрождающая. Прилагательное красный хранит забытую связь с кресением – продолжением жизни, восстанием от смерти. В знаменитых словах Ф.М. Достоевского «красота спасёт мир» проявилась глубочайшая интуиция писателя.

Религия кресения отвергала деление на живых и мёртвых, утверждала родство «живущих» и «воскресших». Философским воплощением древней веры в неумирающее бытие явилось учение Н.Ф. Федорова о «воскрешении умерших».

Поэтические представления и религиозные чаяния народа плохо переводятся на язык строгой науки, но именно они составляют суть его «глубинной веры» – противоречивой и неразрушимой, хранящей волю к жизни и пророчество о бессмертии души.

Приложение

Женщина в русской древности

Начало телесности и истоки духовной жизни заключены в женщине. Молоко матери словно причастие приобщает младенца к бытию раньше всех религиозных таинств. Материнский язык становится родным, её любовь – первой проповедью, а голос, некогда певший у колыбели, всю жизнь отзывается в сознании:

Виноград ты мой, ягодка,

Наливной ты мой яблочек,

Удалой ты будешь молодец,

Уродился ты хорош, пригож,

Будешь счастливый, талантливый,

На работе ты ретивый да заботливый,

Ты с людьми говорливый да приветливый,

У родителей любимый да почётливый,

Красны девицы полюбят тебя /…/.[622]

Эти строки сохранились от далекого прошлого. В них соединились слова молитв, надежды и мудрости. Богатству языка соответствовали произведения древнерусской художественной культуры. Женская одежда и украшения, изящество которых подчас превосходило искусство соседних с Русью народов,[623] свидетельствовали об утонченности древнерусской женщины. Во все эпохи она являлась носительницей начала красоты, красы. Этимология слова жена «женщина» восходит к индоевропейским истокам. Праславянский корень *gen– родствен санскритскому gnā «богиня», авестийскому gǝnā-, γnа «жена», древнегреческому γυνή «жена» и γένος «рождение, род», латинскому geno «порождать, производить».

Весь строй древнерусской жизни определялся взаимоотношениями мужского и женского «чина»: мужчин и женщин. Жених и невеста назывались сужеными. Понятие суда «участи, доли», а затем судьбы, «суда Божия» определяли древнее супружество. Слово брак произошло от выражения «брать (в жёны)». Наиболее архаичным браком являлось умыкание (от «умчать») – кража девушек пришельцами из других общин, которое чаще всего происходило добровольно, после сговора молодых «на игрищах меж селы». Обычно брак происходил в виде символической купли «выкупа» невесты из дома её отца родственниками жениха. Обрядовой «платой» при этом считался плат, означавший приданое невесты и свидетельство её девственности, – подарочный платок, которым после свадьбы непременно должна была покрываться жена. Браки, совершавшиеся без любви, во все времена приносили немало горя, нередко приводили к бегству с возлюбленным до венчания. Однако в свадебном «плаче невесты по косе» нельзя не заметить обережного обряда, мольбы о будущем счастье и суеверно скрываемой радости:

Вон приехал погубитель мой,
Вон приехал разоритель мой,
Вон приехал расплести косу,
Вон приехал потеряй косу.

В девичьих песнях о «суженом» звучало:

Без него мне тошнёхонько,
Без него мне грустнёхонько /…/.[624]