Самые ранние продвижения скандинавов на северо-западе в район Приладожья, очевидно, могут датироваться VI–VII в. (к VI в. относится погребение женщины-скандинавки в Риеккала в северной части Ладожского озера[882]
, VII в. датируется равноплечая фибула типа Вальста, найденная на дне р. Волхов[883]). К середине VIII в. уже существует поселение в Ладоге (ныне Старая Ладога) с постоянным скандинавским населением, а в середине IX в. скандинавы обосновываются на Новгородском (Рюриковом) городище и на Сарском городище под Ростовом. Скандинавские древности концентрируются в названных и нескольких других пунктах, но отдельные находки встречаются и во многих других местах вдоль речных магистралей, выводящих на Волгу. Об освоении скандинавами к началу IX в. северной части Волжского пути[884] говорит также концентрация кладов арабских монет конца VIII – начала IX в. в Поволховье[885]. Наконец, сколь ни туманны и трудно датируемы сообщения саг и других письменных источников, они отражают историческую память о ранних походах викингов, в первую очередь свеев, в Восточную Прибалтику и на Северо-Запад будущей Руси[886].Деятельность скандинавов здесь протекает в малоблагоприятных для производящего хозяйства климатических условиях, что обусловливало низкую плотность финского населения и отсутствие развитой системы протогородских поселений. Одновременно со скандинавской происходит славянская земледельческая колонизация, в результате которой славяне заселяют плодородные участки вдоль рек и озер[887]
.Находки скандинавских древностей на северо-западе Восточной Европы с VII по середину IX в., как кажется, не подтверждают скандинавскую земледельческую колонизацию[888]
, однако они свидетельствуют, что скандинавы самым активным образом участвовали в освоении Балтийско-Волжского пути: именно находки скандинавских предметов очерчивают его зону. Скандинавы основывают в его стратегически ключевых пунктах поселения или обосновываются на уже существующих, откуда осуществляют контроль за функционированием пути и где занимаются торговой и ремесленной деятельностью, вовлекая в нее местное население. Образование трансконтинентального торгового пути объективно послужило одним из важных факторов (если не решающей предпосылкой) зарождения государственности на севере Восточной Европы[889]. Естественным завершением этих процессов оказывается возникновение раннегосударственного образования, во главе которого в 860-е гг. становится – по соглашению с местной знатью – скандинавский военный вождь.Практически полное отсутствие скандинавских древностей к югу от водораздела Западной Двины – Днепра – Верхней Волги до рубежа IX–X вв.[890]
могло бы рассматриваться как доказательство незнакомства скандинавов с Днепровским путем и Южной Русью в IX в., если бы не сообщения «Повести временных лет» (далее – ПВЛ) о вокняжении в Киеве Аскольда и Дира и завоевании Киева Олегом. Вряд ли могут быть сомнения в том, что эти походы были отнюдь не первыми «прорывами» скандинавов на юг по неразведанным пространствам Восточной Европы. Им должны были предшествовать десятилетия плаваний по рекам Восточноевропейской равнины[891], открытие речных путей и волоковых переправ, связывавших бассейны Балтийского и Черного морей, обнаружение богатых городов (вплоть до Константинополя), привлекательных для скандинавских отрядов. И действительно, византийские и западноевропейские источники указывают на появление скандинавов в Черном море по крайней мере с начала IX в.Именно к этому времени относятся первые упоминания в византийских источниках о нападениях отрядов народа рос на города, расположенные в западной части Черного моря, в первую очередь, в Житии Георгия Амастридского (ныне аутентичность этого сообщения не вызывает сомнений)[892]
. Уже в первой половине IX в. в византийском антропонимиконе появляются скандинавские имена: так, ок. 825 г. некий Ингер (Ἴγγϵϱ<