Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды

В этих условиях относительного мира Ярослав продолжает пользоваться помощью своих скандинавских родственников. В очередной раз дополнительная военная сила потребовалась ему в 1043 г., когда, согласно ПВЛ, состоялся последний из известных нам походов на Византию, которым командовали сын Ярослава Мудрого Владимир и воевода Вышата[1112]. ПВЛ не упоминает состава русского войска, однако в летописях, восходящих к Новгородско-Софийскому своду 1430-х гг. (в СIЛ и др.), содержатся дополнения к статье, представляющие, по мнению А. А. Шахматова и Д.С. Лихачева, фрагмент Начального свода[1113]. Во-первых, в числе «воев многих» называются варяги. Тем самым поход 1043 г. оказывается последним (из известных нам[1114]) военным предприятием Руси, в котором участвуют скандинавы. Во-вторых, согласно СIЛ, конфликт между «варягами» и «русью» и последующее бегство «варягов» с поля боя становятся причинами сокрушительного поражения русского войска[1115].

Это событие может быть предположительно сопоставлено с трагически закончившимся походом на восток шведского хёвдинга Ингвара, известным по упоминаниям на 24 рунических камнях из Средней Швеции и «Саги об Ингваре Путешественнике»[1116]. В саге рассказ о походе, длительное время существовавший в устной передаче, был радикально переосмыслен и интерпретирован как своего рода крестовый поход с миссионерскими целями – приведением языческих народов на Востоке к христианской вере[1117]. В действительности поход под предводительством Ингвара носил совсем иной характер, о чем, прежде всего, говорят рунические памятники.

Стелы свидетельствуют о весьма специфическом характере похода: в составе войска было много богатых и, соответственно, достаточно знатных людей (количество установленных памятников в честь участников похода уникально), причем весьма значительное по численности войско[1118] было собрано на ограниченной территории (в областях, примыкающих к озеру Меларен). Памятники более или менее равномерно располагались по сотням (военно-территориальным округам) Свеаланда[1119], что указывает не на спонтанный (как представлено в саге), а на организованный характер похода. Подобные флотилии формировались в IX–XI вв., например, при завоеваниях Англии, но это были предприятия общегосударственного масштаба, хорошо подготовленные центральной властью и возглавляемые либо правителями государства, либо назначенными ими военачальниками. Такое войско представляло собой не дружину случайно собранных людей, а ледунг – организованное по территориальному принципу, общегосударственное войско, собираемое по специальному распоряжению конунга. Направление похода – на восток – указывает, что местом назначения ледунга, возглавленного Ингваром (возможно, родичем Энунда-Якоба и, соответственно, Ингигерд), была Русь, а его наиболее вероятной целью – оказание помощи Ярославу Мудрому (возможно, обратившемуся за помощью к Энунду-Якобу, как он обращался к Олаву Шётконунгу в 1018 г.).

Приведенная в саге (а также в исландских анналах, основывавшихся на саге) дата смерти Ингвара – 1041 г. – близка к дате похода Владимира Ярославина, но не совпадает с ней. Однако сага содержит многочисленные хронологические неточности и противоречия[1120], а в исландских анналах все датировки за годы, ближайшие к 1041 г., смещены на два-три года[1121]. Поэтому указанная в саге дата не вызывает доверия. В то же время в саге сохранились некоторые детали, которые, как представляется, отражают именно обстоятельства похода на Византию 1043 г. Во-первых, в войске Ингвара оказывается некий Вальдимар (Владимир)[1122], который возглавляет часть войска после смерти Ингвара. Во-вторых, отряд Владимира, отделившись от скандинавов, решивших вернуться на родину во главе с Кетилем, который и принес домой известие о гибели отряда, направляется в Константинополь.

Все это, как кажется, дает основания полагать, что шведское войско-ледунг под командованием хёвдинга Ингвара было направлено Энундом-Якобом Ярославу для участия в походе на Византию. Возможно, как рассказывается в саге, в скандинавской части войска действительно началась эпидемия и оставшиеся в живых, не участвуя в сражении у Константинополя, вернулись домой. Возможно, как полагал составитель Начального свода, варяги бежали с поля битвы – но, естественно, это событие не могло быть темой рассказов вернувшихся назад.

Таким образом, вплоть до конца своей жизни Ярослав активно поддерживал политические связи с Норвегией и Швецией, временами прибегая к военной помощи дружественных Скандинавских государств.

* * *

Однако военно-политическими аспектами не исчерпывались связи Руси со Скандинавскими странами после 1030 г. На первый план в балтийской политике Ярослава этого периода выходит, насколько можно судить по имеющимся в нашем распоряжении отрывочным данным, упорядочение и регулирование торговых отношений.