Древняя Русь : наследие в слове. Мудрость слова

Так называемая причинная связь между явлениями есть понятие, вымышленное воображением.

Памфил Юркевич

Ни причины, ни цели в современном смысле Средневековье не знает. Причина и цель существуют в совместном движении воли к своему пред-мет-у. Причина от-меч-ена, цель на-меч-ена. Неопределенность значений старого слова вина предполагает и причину, и конечную причину — цель. Именно поэтому довольно рано слово получает христиански этические co-значения. Что бы ни случилось, во всем есть вина, восходящая к прошлому. Семантическая история слова показывает, что речь идет не об объективной причине, а о степени ответственности за при-чин-енный вред. Этическое, подавляя реальное, снимает в слове представление о начале начал.

Именно в церковнославянском языке слово вина выступает в значении ‘причина’. Отчасти это связано со смыслом переведенных текстов, в которых вина соответствует греческому слову αιτία — ‘вина’ и ‘причина’. В бытовых и деловых текстах говорить о причине нельзя. В «Правде Русской» XI в. «Аже господинъ бьет закупа про дѣло (поделом), то без вины есть» — причина понятна, а вины нет. Но болгарские переводчики уже в X в. писали, что Бог «есть начало и вина бытью». Вина определяется началом и несет оттенок виновности. В древнерусском языке вина — ошибка, заблуждение, грех, требующий расплаты — неизбежных своих по-следствий. Слово того же корня, что и литовское ѵаіпа ‘ошибка’, и русское война.

И в летописи «нет времен», потому именно, что не выражены причинно-следственные связи между событиями и лицами, о которых идет речь. Ведь «время течет от причины к следствию», замечено в XVII в. Лейбницем; а средневековое время кружит в раз заданных пределах, осуществляя идеальную совместимость движения и покоя — вечность.

В текстах широко используются некоторые частицы, которые теперь можно перевести причинными союзами, но лишь потому, что описываемые события, как нам кажется, соединены причинно-следственными связями с другими, описанными тут же. Столь частое бо не только и бо (ибо), но еще и у бо (убо), и другие соединения с различными оттенками смысла, не всегда понятными сегодня. Это система обозначений, для которой сочинение мыслей важней их со-подчинения, а сходство существенней различий.

Такое отношение к причинно-следственным связям в мысли не только на Руси. И на Западе в Средние века «понятие причины вытесняется понятием условия», потому что происходит «всеобщее ослабление способности суждения» (Хёйзинга, 1992, с. 271, 273). Способность суждения подавлена требованиями веры: причины записаны на скрижалях, цель указана, а степень вины каждого измерена раз и навсегда.

Причину вещи можно обнаружить в профанном ряду ее вос-созда-ния, но причину идеи событий постичь невозможно; такие причины возникают не в горизонтальной связи конкретных дел, а согласно вертикальным соответствиям своему божественному прототипу (Гуревич, 1984, с. 303).

Но это не значит, что люди не задумываются о причинах. Этнологи не раз говорили о своеобразном «инстинкте причинности», присущем уже первобытному человеку. Тогда все объяснялось некой сознательной волей, которой под-чин-яется все вокруг; мифологическое представление о причинах сущего.

Причина и цель — конечные категории мысли, они окончательно выделены и определены термином только в XVIII в. Да и тогда еще имеется путаница. Ломоносов определяет: «Причина есть конец, для которого всякая вещь есть или бывает», а ведь это цель? «Происхождение есть начало, от которого что происходит и свое бытие имеет» — похоже на причину (Ломоносов, 7, с. 31, 30). Определяя причину как конец, а происхождение как начало, Ломоносов по старинке соединяет их в круг, хотя причина и цель, как и время, подчинены векторному напряжению. В определениях словаря Владимира Даля причина связана с началом, источником, даже «виной», а цель — с «конечным желаньем, стремленьем, намереньем», т. е., подобно будущему времени, предстает как модальность.

Тем не менее являются термины: причина и цель. Причина понимается как результат при-чин-ения согласно определенному чину, порядку. Цель — мудреное польское слово, притом еще и заимствованное у германцев. Но конкретное и органическое представление о причине и цели у восточных славян существовало и на бытовом уровне. Это можно не только предполагать как естественную необходимость практической деятельности, но и реконструировать, основываясь на некоторых предположениях.