Патрули стражи регулярно обходили плато над царской резиденцией, несмотря на то что крутые утесы позади дворца были практически недоступны. Как и другие деспоты в истории, Эхнатон полагался прежде всего на преданность своих телохранителей, а также начальника городской стражи. Маху, как и все высшие чины при Эхнатоне, был обязан всем царской милости и лез из кожи вон, доказывая свою верность. Он велел написать на стенах своей гробницы «Гимн Атону», официальное кредо новой религии Эхнатона, целых четыре раза! Речи, в которых он изливал свое преклонение перед монархом, были образцом льстивости.
Однако в атмосфере, пропитанной паранойей, даже самому лояльному служащему не доверяли бесконтрольно распоряжаться охраной царя. У фараона имелась еще элитная личная стража, состоявшая из солдат-иноземцев, менее склонных к возмущению против него. Руководители важнейших служб, по-видимому, также были иноземцами. Судя по именам, визирь Апер-Эль, главный врач царя Пенту и управляющий двором Туту не являлись египтянами по происхождению.
Будучи богами на земле и единственным путем к спасению душ, царская семья не могла избавиться от страха перед изменой соотечественников.
В последний раз Эхнатон, Нефертити и все шесть принцесс появились на людях во время великолепного приема в 1342 году, на двенадцатый год правления. Сидя все вместе в тени под навесом (на несколько часов церемонии под жаркими лучами солнца догму временно отставили ради комфорта, по меньшей мере для царской семьи), они созерцали нескончаемую вереницу чужестранных вельмож, подносящих им экзотические дары, что символизировало власть царя над всеми странами, подобную господству солнца. В официальной записи это формулировалось так:
Отнюдь не все иностранные владыки были в восторге от этой характерно-египетской демонстрации абсолютизма. В письме к Эхнатону царь Ассирии, Ашшурубаллит, высказался в весьма резком тоне: «Зачем заставили (моих) посланцев стоять под солнцем и умирать от солнца?»[220]
Неблагодарный ассириец не оценил возможности неограниченного контакта с дарующими жизнь лучами Атона…Конец династии
Благосклонность небес оказалась не беспредельной. Едва разъехались из Ахет-Атона участники действа, как царскую семью постигла трагедия. Вторая дочь Эхнатона, Мекетатон, умерла в нежном возрасте семи лет, за нею вскоре последовала мать царя Тийе, которую он очень любил. Обеих похоронили, как повелел Эхнатон, — в царской гробнице, вырубленной в склоне холма за пустынной долиной на восточном горизонте, в восьми милях от города. Сцены оплакивания, изображенные на стенах, передают душевное состояние сраженных горем родственников.
Мать, скорбящая по умершему ребенку — в таком образе последний раз предстает перед нами Нефертити в Ахет-Атоне, поскольку сразу после этого всякие сведения о ней исчезают. Возможно, ее сгубил тот же недуг, что унес ее свекровь и дочь. Высказывалось также предположение, что знамения близкой смерти заставили Эхнатона радикально пересмотреть статус своей жены. В таком случае вряд ли объяснимо простым совпадением то, что за исчезновением Нефертити последовало назначение Эхнатоном некоего (не божественного) соправителя по имени Нефернефруатон — а ведь это первый элемент титулатуры Нефертити. Похоже, что царицу превратили в царя. Кто мог быть более надежным, более подходящим продолжателем дела Эхнатона, чем та, которая способствовала перевороту и пользовалась его плодами?
Эхнатон умер после осеннего сбора винограда в 1336 году, на семнадцатый год своего правления. Его уложили спать вечным сном в гробнице, снабдив весьма красноречивым набором вещей. Тысячелетней давности каменный сосуд с именем Хафра, вероятно, был положен рядом с покойным по его воле — ведь при этом фараоне был создан Великий Сфинкс, родоначальник всех солярных монументов. А вот наличие фигурок-ушебти с именами самого Эхнатона, которые предназначались для служения ему в потусторонней жизни, удивляет: принципами его религии это строго запрещалось. Похоже, что на смертном одре даже фанатиков иногда одолевают сомнения. Тело Эхнатона поместили в каменный саркофаг, защищенный по четырем углам не богинями загробного царства, а статуэтками его возлюбленной Нефертити.