Каждый публичный акт Эхнатона, посвященный Атону, повторяла Нефертити. Когда он принял новое имя, она добавила к своему эпитет Нефернефруатон, «прекрасны красоты Атона». Эхнатон являлся живым воплощением Шу, сына бога-творца, а Нефертити — Тефнут, его супруги. Она носила головной убор с плоским верхом, который считался отличительным признаком этой богини, и сделала его наглядным символом своей власти. В гробнице главного эконома Нефертити царственная чета изображена бок о бок, их фигуры почти сливаются. Кое-кто, видимо, всерьез считал, что Эхнатон и Нефертити были единосущным владыкой на земле, как Атон — на небесах.
Близость их отношений была сделана основной догмой новой доктрины Эхнатона, которую доводили до народа посредством статуй и рельефов, установленных по всему городу. На одном из них супруги держатся за руки во время официальной церемонии, на другом Нефертити сидит у мужа на коленях и повязывает ему на шею бисерный воротник. На одном фрагменте храмового рельефа показано даже, как Эхнатон и Нефертити ложатся в постель.
Их дочерям также было отведено место в канонической иконографии. К тому моменту, когда Эхнатон и Нефертити прожили в Ахет-Атоне два года, у них было шестеро дочерей. (У Эхнатона был также по меньшей мере один сын, от младшей жены, но его вывели за рамки официального летописания — принцип женственности явно превалировал.) Знаменитая стела показывает сцену домашнего отдыха царя и царицы с тремя старшими дочерьми. Эхнатон баюкает и целует Меритатон; Мекетатон, сидя на колене матери, указывает рукой на отца; а маленькая Анхесенпаатон дергает Нефертити за сережку. Не то что показывать на публику — даже упоминать подобные темы было прежде неслыханно; теперь показ чувств и привязанности между членами царской семьи приветствовался.
Причиной столь радикального отхода от традиции была новая роль, отведенная царской семье в египетской религии: она почиталась теперь как святое семейство, вытеснив традиционные группы божеств. Проезд царской колесницы по центральным кварталам города заменил процессии богов. Статуи Эхнатона и Нефертити заняли место их образов. Культ Атона был элитарным, его тайны были открыты лишь Эхнатону и его семье — а простым гражданам, желающим обрести благословение солнечного диска, следовало поклоняться его представителям на земле как посредникам.
В гробницах вельмож-фаворитов, устроенных в скалах вокруг Ахет-Атона, поклонение царю подавляло индивидуальности владельцев. Формула жертвоприношения обращена была теперь не к Осирису, богу мертвых, а к царю, и иногда также к Нефертити. Единственный способ достичь вечной жизни заключался в том, чтобы ежедневно получать порцию лучей Атона, свою долю от подношений в храме, а ночью вернуться в гробницу, над которой бдит Эхнатон. Перспектива была устрашающая.
Жители Ахет-Атона даже завели у себя в домах святилища, где держали статуи и изображения царской семьи. Размер таких святилищ — некоторые были скорее миниатюрными храмами — служил наглядным свидетельством лояльности режиму, таким же важным символом статуса, как колодец, зернохранилище или сад. А для простолюдинов, лишенных доступа в храмы Атона, в центре города имелось по меньшей мере одно место, где они могли молиться, — часовенка Царской Статуи…
Это безудержное преклонение перед царем и его делами разделялось отнюдь не всеми. Смутные намеки, сохранившиеся на первом ряду межевых стел, указывают, что недовольство могло возникнуть уже в первые годы правления Эхнатона. Его радикализм должен был вызвать ропот в некоторых кругах населения — и боязнь мятежа была небеспочвенной. Лояльные сановники предупреждали потенциальных диссидентов о решимости царя искоренить недовольство: «Воздвигшись, он обратит свою мощь против того, кто презрел его учение»[216]
.И всё-таки даже в своем новом городе царя очень заботила его личная безопасность. Ахет-Атон кишел соглядатаями. Порядок обеспечивали стражники, солдаты и «военачальники, присутствующие пред лицом его величества»[217]
. При ежедневном выезде Эхнатона в город его сопровождал эскорт, вооруженный копьями. Целый квартал позади Царского Дома был отведен под казармы стражей порядка, да и по всему городу были расставлены посты. Сложная сеть троп, проложенных по равнине, позволяла систематически патрулировать пустыню за Ахет-Атоном. Колеи от боевых колесниц можно было различить и ночью, что облегчало круглосуточное наблюдение. Безжизненные пространства Восточной пустыни давали приют беглецам, и стража отлично знала, что кое-кто «хотел бы присоединиться к живущим среди холмов в пустыне»[218].