Древний Египет. Подъем и упадок

Несмотря на приверженность Эхнатона к древним культам, а может, именно из-за нее, его доктрина сделалась ультрафундаменталистской. В первые годы его правления, когда двор еще находился в Фивах, дворецкий царя мог себе позволить написать на стенах своей гробницы обращения к Осирису и Анубису. Но после переезда в Ахет-Атон статус Атона быстро изменился: он стал уже не высшим из богов, а единственным богом. Никаких других более не признавали и не терпели. Идеи царя надлежало внушить всему обществу. Жрецы лишались своих мест или меняли место службы, поскольку храмы их богов закрывались и все ресурсы перенаправлялись культу Атона. Максимальной отметки прилив пуританского рвения Эхнатона достиг на одиннадцатый год его правления (1343 год до н. э.), когда каноническое имя Атона было официально «очищено», тот есть убраны все упоминания об иных богах — даже таких, как Гор-двух-горизонтов и Шу, которые сами были солнечными божествами.

Эта чистка культа Атона сопровождалась активными проскрипциями других богов, особенно Амона: его, отдав предпочтение Атону в качестве верховного творца, фараон теперь возненавидел. Чтобы стереть память о богах, Эхнатон начал кампанию (за счет государства) по систематическому уничтожению их изображений. По всей стране, от болот Дельты до отдаленных областей Нубии, отряды царских подручных взламывали гробницы и врывались в храмы, чтобы стереть священные тексты и образы. Вооружившись долотами и «шпаргалками», они карабкались на обелиски, чтобы вырубить фигуры и имена Амона-Ра. Личные имена, содержащие компонент «Амон» или «Мут», также не щадили, даже если то были имена отца Эхнатона (Аменхотепа III) и бабушки (Мутемвиа). Официально санкционированное осквернение распространялось даже на множественное число слова «бог».

Устрашенные «культурной революцией»[213]царя, люди спешили подстроиться, подвергая самоцензуре свое недвижимое имущество и меняя свои имена, чтобы избегнуть гнева иконоборца. Войсковой писец Птах-мос спешно сделался Ра-мосом; жрец Мери-Нейт стал Мери-Ра; только после смерти Эхнатона они осмелились вернуться к прежним именам. Для большинства населения эта оргия вандализма, по-видимому, казалась сродни ритуальному убийству их заветнейших верований.

Однако царь оставался непоколебим, его учение сохраняло незамутненную чистоту. Помимо признания Атона единственным богом оно включало также постулат о невозможности спасения иначе как при посредстве Эхнатона и членов его семьи:

Никто другой не познал тебя,
 только сын твой Неферхепрура, единственный у Ра,
 его известил ты о замыслах своих,
 ему открыл мощь свою.
 Всякого, кто жил на земле, сотворенной тобою,
 взрастил ты для сына своего,
 рожденного из тела твоего,
 Царя, живущего истиной, владыки Обеих земель,
 Неферхепрура, единственный у Ра,
 Сын Ра, живущий истиной, властитель венцов,
 Эхнатон, да живет он долго;
 И великая супруга его, любимая им,
 Госпожа Обеих земель,
 Нефернефруатон-Нефертити, да пребудет она живой
 и юной во веки веков![214]

Никогда еще институт монархии не поднимали на такую абсолютную высоту.

Первые семьи страны

Завершающие строки «Великого гимна Атону» иллюстрируют один из наиболее удивительных аспектов переворота, затеянного Эхнатоном: беспрецедентно высокий статус его жены. В некотором смысле Нефертити шла по стопам других женщин XVIII династии: от Тетишери, Яххотеп до Яхмос-Нефертари и Хатшепсут, они привыкли играть важную роль в государственных делах. Тийе продвинулась еще дальше, завязав собственную переписку с иностранными правителями и появляясь рядом с Аменхотепом III в качестве женской половины мужа-божества.

Но Нефертити с самого начала превзошла всех. В Ипет-Суте ей был дарован собственный храм, «Владение Бенбен», где даже не упоминался ее муж (тогда еще Аменхотеп IV). Она же была изображена за исполнением таких ритуальных функций, которые прежде отводились только царям, — избиение связанного врага или осмотр пленников. На стеле, воздвигнутой в память о первой годовщине визита царственной четы в Ахет-Атон, фигура Нефертити показана в том же размере, что и царь, а это значит, что она обладала равным рангом. Надпись сопровождается славословием Эхнатона, подчеркивающим ее возвышение: