За очевидной решительностью иностранной политики Сети I кроется загадка. Если при Хоремхебе Египет и хетты действительно пришли к какому-то соглашению, что можно предположить по позднейшим источникам, тогда дерзкие начинания Сети следует признать вероломным нарушением договора. Более того, они стали отправной точкой ряда все более кровавых столкновений, которые привели, в долгосрочной перспективе, не к реставрации египетского господства, а к тяжелым потерям.
При взгляде с высоты нашего времени азиатские войны Сети кажутся безрассудными и нелепыми. Однако такая политика, возможно, диктовалась не тщательным расчетом стратегических интересов Египта, а политической необходимостью. История знает много случаев, когда правители разжигали внешний конфликт, чтобы отвлечь внимание от внутренних проблем. И некоторые намеки на то, что так и было, дошли до нас от первых лет царствования Сети: основания его, похоже, были шаткими. В храме Ипет-Сут, на рельефах в честь боевых успехов царя, присутствует загадочная фигура, обозначенная просто как «распорядитель и носитель опахала Мехи»; этому персонажу уделяется необычно много внимания, так, будто он играл ключевую роль и в битвах, и в разработке наступательной стратегии Сети.
«Мехи» — это сокращение от какого-то более длинного, неизвестного нам имени. Чтобы получить настолько заметное место на царском монументе, он должен был стать одной из самых влиятельных фигур при дворе; возможно, ему предоставили ту же позицию, что Хоремхебу при Тутанхамоне или Парамессу при Хоремхебе. Высказывалось даже предположение, что таинственный Мехи был назначен наследником Сети: воинственный царь мог, следуя примеру предшественников, пожелать, чтобы его сменил на троне другой армейский офицер.
Как бы там ни было, у сына Сети, юного Рамзеса, имелось свое мнение на этот счет. Немного лет прошло с момента изготовления рельефов в Ипет-Суте, когда изображения Мехи начали систематически удалять, заменяя их образами самого Рамзеса. Следующее поколение династии Рамзесидов не намеревалось позволять простому смертному оказывать такое влияние на дела царства. Рамзес, и только он, будет признан потомками как истинный наследник и самый преданный сторонник отца. Рамзес, и только он, продолжит агрессивную зарубежную политику Сети и превратит Египет в великую империю. Рамзес, и только он, сойдется с хеттами в решительной схватке за первенство.
Армия фараона изготовилась к походу, и страна вступила на путь войны.
Глава 16. Война и мир
Битва царей
Свежим майским утром 1274 года, вскоре после рассвета, Рамзес II выехал из лагеря во главе своей армии. Этому предшествовал месяц пешего хода — от границ Египта в Газу, через холмистый Ханаан в Мегиддо, а оттуда — по долинам Литани и Бекаа. Теперь, после ночевки на командной высоте, экспедиционный корпус (более 20 тысяч человек) медленно, но неостановимо спускался, пользуясь прохладой, по пыльной дороге вниз, в долину. До пункта их конечного назначения оставалось полдня пути.
Великий город Кадеш столетиями играл решающую роль в политических событиях на Ближнем Востоке. Расположенный в плодородной долине реки Оронт, он контролировал один из немногих путей, связывавших внутренние области Сирии с побережьем Средиземного моря. Отсюда следовало его стратегическое значение для всякого, кто хотел завладеть этими территориями. Двадцать пять столетий спустя участники Крестовых походов не упустили из виду этот стратегический момент и построили самый большой из своих замков, Крак де Шевалье, всего в нескольких милях от развалин этого города.
Еще во времена Тутмоса III главарем мятежников, побежденных при Мегиддо, был князь Кадеша. В дальнейшем Кадеш успешно играл на противоречиях между египтянами и хеттами, переходя на сторону то тех, то других. Предусмотрительные правители города не забыли также обеспечить себе надежную защиту. Увлеченно играя роль провокаторов в нарастающей конфронтации двух великих держав, они вовсе не желали, чтобы при этом пострадало их жилище. Кадеш, угнездившийся в развилке между Оронтом и одним из его притоков, с трех сторон был защищен водой. Прорыв канал, соединивший обе реки к югу от города, и без того основательно укрепленного, жители Кадеша превратили его, по сути, в неприступный остров. Тем не менее Рамзес намеревался взять Кадеш раз и навсегда, чтобы восстановить имперскую репутацию Египта в Сирии.
Десять лет прошло в умеренных конфликтах, и, наконец, основные силы египтян и хеттов избрали Кадеш в качестве поля боя, на котором должен был решиться вопрос о господстве над территорией Амурру. Решимость и великие ожидания — таковы были настроения в войске, следующем теперь за фараоном.