Строительство этого храма началось еще при Аменхотепе III и продолжилось при Тутанхамоне. Храм в Гем-па-Атоне служил напоминанием о золотой эре Египта и олицетворял для кушитов все то, что они жаждали вернуть к жизни. Тахарка не пожалел для реставрации храма средств, пригласил из Мемфиса лучших зодчих и художников. На их стиль большое влияние оказало знакомство с погребальной архитектурой Древнего царства — чего, несомненно, и добивался Тахарка. Так, например, одна из сцен, изображающая фараона в образе сфинкса, попирающего ливийцев, напоминает похожую сцену в поминальном храме Пепи II, созданную на 1600 лет ранее. Однако и та сцена, в свою очередь, была скопирована с настенных изображений, украшавших поминальный храм фараона Саура, правившего за три века до Пепи. Как мы видим, «повторное использование» прошлого было давней египетской традицией.
Если поклонением древним богам Египта Тахарка стремился снискать их благосклонность, то они, судя по всему, услышали его молитвы. На шестой год царствования, когда царь испрашивал у неба разлива Нила, то «небо пролилось даже на Нубию и озарило все горы»[349]
и уровень реки «поднимался значительно каждый день»[350]. В Ипет-Суте он достиг рекордной отметки в 21 локоть. Еще более впечатляющими оказались последствия великого разлива Нила:И так поразили царя эти «четыре прекрасных чуда», что он велел запечатлеть их для потомков на стеле в Гем-па-Атоне, а копию памятника установил в Танисе. По случаю празднования этого события в Египет прибыла мать Тахарки, царица Акалука, проделавшая долгий путь из Напаты. Это был первый визит царицы с момента вступления ее сына на престол, и это имело для него важное значение.
Глубокая связь между матерью и сыном на мгновение прорвалась сквозь привычную для августейших семейств сдержанность.
Унаследовав от своих предков воинственный дух, Тахарка тяготился падением авторитета Египта на Ближнем Востоке. Особенно его беспокоил тот факт, что Сирия и Палестина перестали посылать дары храму Амона-Ра в Ипет-Сут. Поэтому царь нуждался в крепкой и дисциплинированной армии, способной нести его волю соседним народам, как встарь. Для достижения этой цели он приложил все усилия, изнуряя воинов долгими забегами. Вот как это описывается в «пустынной стеле» Тахарки:
Это был впечатляющий результат, если учесть то обстоятельство, что за шестичасовой ночной марафон новобранцы преодолели около 60 миль. Такая высокая выносливость скоро окупилась сторицей[354]
. Впервые за четыре века ливийский поход принес египтянам значительную военную добычу для Ипет-Сута. За ним последовала череда военных экспедиций в Палестину и Ливан, в результате которых Тахарка установил свою власть над прибрежными территориями вплоть до Кебни. И хотя эти результаты не сравнимы с завоеваниями, которые вели фараоны-воители Нового царства, это было неплохое начало.К несчастью для Тахарки, полномасштабное возрождение Египетской державы оказалось несбыточной мечтой, так как не входило в завоевательные планы другого могущественного царя.
Волк в овечьем загоне
Царство Ассирия, историческое ядро которого располагалось на берегах Тигра, впервые столкнулось с Египтом в начале XV века до н. э. Завоевательная политика Тутмоса I на Ближнем Востоке способствовала установлению настороженного равновесия между двумя государствами. Известно, что после победы Тутмоса III при Мегиддо ассирийцы направили щедрые дары фараону-победителю и старались поддерживать со двором Эхнатона дипломатические отношения — которые, правда, носили натянутый характер. Однако, как и в случае с Египтом, правление слабых царей вызвало серьезное ослабление Ассирии, территория которой к 1000 году ограничивалась коренными землями вокруг Ашшура и Ниневии.