Древний Ливан

Подобная ситуация имела как свои преимущества, как и весьма серьезные недостатки. С одной стороны, положение на перепутье способствовало развитию торговли. Обмен товарами между восточной частью Передней Азии, странами Эгейского мира и Египтом во все времена проходил преимущественно через гавани средиземноморского побережья, среди которых самое большое значение имели те, что находились под защитой Ливанских гор. С другой стороны, особенность географического положения привлекала сюда военную мощь великих держав всякий раз, когда дело касалось господства в древнем мире, когда важно было получить под свой контроль транзитную территорию. Овладевший землями между Палестиной и устьем Оронта держал в руках ключи от мирового господства. Надо еще учесть и то, что страны, транзитной области с их огромными природными богатствами сами по себе были весьма привлекательны для вершителей мировой политики. Правда, до конца III тысячелетия ни одно государство на обжитых землях древнего мира не было в состоянии проводить долгое время столь широкую великодержавную политику, чтобы включать в ее сферу Ливан и соседние с ним области Сирии и Палестины.

Материал источников позволяет удаленному от тех эпох историку набросать в общих чертах картину того, как большие государства Двуречья и долины Нила постепенно нащупывали пути к Сирии. Этот процесс начался очень рано. Если не считать легендарный поход Гильгамеша из Урука историческим фактом, то, по сохранившимся сведениям, первым из месопотамских владык, пославшим экспедицию в горы Амануса на средиземноморское побережье в 2350 г. до н. э. был Мескигала из Адаба[21]. В дальнейшем такие походы повторялись не раз. Почти каждый из царей Месопотамии, чтобы поднять свой престиж, предпринимал поход к «верхнему морю», как в отличие от «нижнего» — Персидского залива — называют в текстах Двуречья Средиземное море. Вскоре племена Месопотамии проникают дальше на юго-запад.

Несколько сообщений о ранних экспедициях к Средиземному морю, которыми мы располагаем, весьма похожи одно на другое. Цари «омывали» свое оружие в водах «верхнего моря» и воздвигали на подходящих местах стелы, возвещавшие миру об их пребывании здесь. Вряд ли следует рассматривать походы к Средиземному морю как обследование неизвестных дальних стран. Западноазиатский приморский район благодаря интенсивной и обширной торговле, свидетельства которой находим мы при раскопках в различных местах, давно был известен в городах Месопотамии. И нет никаких сомнений, что вооруженные походы месопотамских царей на запад были связаны именно с торговыми отношениями. Такие демонстрации силы укрепляли позиции месопотамских купцов. Для последних было весьма выгодно находиться под покровительством могущественного государства, которое, безусловно, могло развернуть военные действия и далеко от своей территории. Естественно, подобные походы-демонстрации не могли повторяться ежегодно, во всяком случае в ранний период развития государств Месопотамии. Но в этом и не было необходимости, так как царственный предводитель военного похода оставлял здесь о себе память-стелу, которую ой воздвигал.

В сознании древних изображение человека и начертание его имени отождествлялись с самим человеком. Такие воплощения были больше чем только знаки, напоминающие о доблестных делах. Они сохраняли действенность, пока существовала сила, которую они представляли. В этом смысле возведение стел и начертание скальных надписей выглядело актом экспроприации, неким вступлением во владение. Если выражавшееся в них притязание и не могло реально осуществляться в политическом плане, то, во всяком случае, в плане пропагандистском оно оказывало свое воздействие.