Древний Ливан

К переселенцам с Крита восходит финикийское буквенное письмо, знаки которого очень близки к знакам крито-минойской письменности[34]. Его древнейшими образцами, относящимися к XI в. до н. э., являются монограммы на наконечниках стрел, найденных близ Набатиет эль-Фока (севернее нижнего течения Эль-Литани) в Бекаа и неподалеку от палестинского Вифлеема. В общем и целом пришлые элементы, видимо, сравнительно быстро восприняли местную ханаанскую культуру. Но все же в искусстве и религии сохранились разнообразные следы их влияния. Показательно, что библейская «генеалогия» не причисляет Ханаана, чьим первенцем был Сидон, к потомкам Сима (Бытие. X, 15)[35]. Тем не менее семитский элемент в этническом и языковом отношении оставался доминирующим.

Начало эпохи независимости знаменовало собой весьма существенный этап в истории и культуре прибрежной части сирийско-палестинского региона. Временем рождения того, что мы обычно называем финикийской цивилизацией и культурой, был как раз этот период, а местом рождения — города-государства ливанского побережья. Только с этого времени жителей береговой полосы, между Эль-Кебир и мысом Накура, следует называть «финикийцами», а их культуру — отличать от более древней — ханаанской, которая охватывала значительно большую территорию. Название «финикийцы», правда, представляет проблему, поскольку «финикийцы» сами себя «финикийцами» никогда не называли. В зависимости от исторических условий они брали названия своих родных городов — сидонец, тириец и т. д. Что касается их этнической принадлежности, то они и в более позднее время все еще называли себя ханаанеянами.

Отец церкви Августин, происходивший из североафриканской колонии финикийцев[36], писал в начале V в. н. э.: «Жители страны на вопрос о происхождении отвечали на пуническом языке: мы ханаанеяне». Итак, «финикиец» — название чужеземное. Оно встречается уже в крито-микенском греческом языке и родственно среднеегипетскому фенху (fnh-w), а в греческом мире, во всяком случае со времен Гомера, оно получило прочные права гражданства. По своему значению оно связано с греческим словом «phoinix» — «темно-красный». Поэтому обычно вспоминается пользовавшийся большим спросом в древности финикийский пурпур. Но столь же вероятно, что своим происхождением название «финикиец» обязано темно-красному цвету «terra rossa» («красной земли»)[37].

Независимость финикийских городов не была завоевана в освободительной борьбе. Власть фараонов сходила все более на нет, и все меньше удавалось поддерживать ее эффективность. Тесные связи с Египтом сохранялись, но характер их стал иным. Времена данничества прошли. Внешней торговлей теперь занимались преимущественно финикийские купцы — владельцы судов, которые имели в Нижнем Египте свои «конторы». Новые взаимоотношения между Египтом и финикийскими городами наглядно изображены в уже упоминавшемся рассказе о путешествии Ун-Амуна, которое относится к первым десятилетиям периода независимости. Из поведения правителя Библа Чекер-Баала (Закар-Баала), несомненно, можно сделать вывод, что связи с храмом Амуна представляли собой чисто торговые сделки. Обращает на себя внимание значительный объем товарообмена.

Закар-Баал упоминает 20 обслуживающих египтян судов, бросивших якорь в гавани его города, и 50 других, причаливших в Сидоне, зафрахтованных финикийским торговым обществом, находившимся в Танисе[38]. Примечательно, что у правителя Библа служили и египтяне. Так, его высокопоставленный придворный, который вел дела с Ун-Амуном, был египтянином. Чтобы повеселить Ун-Амуна, Закар-Баал посылал ему одну из своих египетских певиц.

В этом «отчете» о путешествии Ун-Амуна интересно описание «народов моря»». С момента их поселения в Ливане прошли всего лишь десятилетия, когда Ун-Амун познакомился с представителями племени чекеров, которые осели в приморском городе Доре на палестинском побережье и стали здесь господствующей прослойкой. Их предводитель, правитель города, принял египтянина доброжелательно. В подарок гостю были посланы на борт его судна хлеб, вино и «нога быка». Если потом их взаимоотношения все же испортились, то виноват в этом был сам Ун-Амун. Судя по всему, чекеры из Дора были в состоянии защищать свои интересы и за пределами собственного города-государства. На 11 судах появились они у Библа и потребовали выдачи Ун-Амуна. Библский правитель нашел выход из создавшегося положения: «Я не смогу пленить посланца Амуна в моей стране. Дайте мне отправить его, а потом преследуйте его, чтобы задержать его». Это мудрое решение было справедливо по отношению к обеим сторонам, а Закар-Баал, заботясь о своих торговых связях, избежал осложнений как с Египтом, так и с чекерами. В общем рассказ Ун-Амуна создает впечатление, что торговля в Восточном Средиземноморье к началу XI в. до н. э. была оживленной. Но из него видно также, как легко могли возникать серьезные разногласия между малыми государствами. Подобной ситуации вполне соответствует и упомянутое выше сообщение о покорении Сидона царем аскалонцев.