Древний Ливан

В экономическом плане самый низкий уровень развития колоний был наиболее выгодным для финикийских городов. Поселение, состоявшее всего лишь из одной фактории, которая вела прибыльную меновую торговлю с более или менее отсталыми окрестными жителями, используя различие в культурном уровне, приносило сравнительно высокий доход, поступавший исключительно в город-метрополию. Колонии-пункты, расширяясь за счет притока новых жителей, занимающихся промыслами и ремеслами, стремились не только к образованию собственной общины, но и к экономической самостоятельности. В ходе развития колоний все большая часть торговой прибыли оставалось у них. В связи с этим крупные торговцы городов-метрополий должны были искать новые места сбыта. Притом им теперь приходилось выдерживать конкуренцию городов-колоний, которые до этого не проявляли интереса к проникновению в районы, втянутые в сеть собственно финикийской торговли. Первой колонией Карфагена была Ибиза (Эбее), основание которой античная традиция относит к 654–653 гг. до н. э.[51]. Карфагеняне имели то преимущество, что коротким путем могли достигнуть и побережья Атлантики. Эти территории, удаленные от морских путей Восточного Средиземноморья, стали рынком, где хозяйничали карфагенские купцы. Примитивную меновую торговлю, которая велась на западноафриканском побережье до создания здесь факторий, описывает Геродот: карфагеняне «выгружают свои товары на берег и складывают в ряд. Потом опять садятся на корабли и разводят сигнальный дым. Местные же жители, завидев дым, приходят к морю, кладут золото за товары и затем уходят»^{35}. Если количество золота соответствовало привезенным товарам, карфагеняне брали его и уходили в море, оставляя товары местным жителям. Если же золота, по мнению купцов, было недостаточно, они садились на корабли и ожидали. Тогда местные жители вновь выходили на берег и прибавляли золота, пока обе стороны не приходили к общему согласию.

Финикийская торговля всегда строилась на экспансии. Это подтверждается тем, что как раз период ее кризиса был ознаменован усилением экспансии. Потери в результате утраты господства на море и монополии в торговле металлом финикийцы пытались возместить путем освоения новых сырьевых районов. Опять началось время смелых путешествий и открытий. В 450 г. до н. э. карфагенянин Гимилькон достиг п-ова Корнуэлл (Англия), к которому, возможно, еще и до него причаливали финикийские мореходы[52]. С этим путешествием связано открытие оловянных рудников в Юго-Западной Англии, поскольку древний торговый путь через Францию был перерезан греками, захватившими устье Роны. Новая морская дорога проходила от древнего финикийского города Гадес (Гадиры)[53], который к началу V в. до н. э. попал под гегемонию Карфагена. Но и после покорения города римлянами (206 г. до н. э.) монополия морских сношений с «оловянным островом» еще некоторое время оставалась в руках финикийцев Гадеса. Страбон сообщает: «Когда римляне однажды пустились преследовать какого-то финикийского капитана корабля, чтобы самим узнать местонахождение торговых портов, то капитан из алчности посадил свой корабль на мель, погубив таким же образом своих преследователей. Сам, однако, он спасся на обломках разбитого корабля и получил от государства возмещение стоимости потерянного груза»^{36}. Эта склонность к конспирации, когда дело касалось путешествий и открытий, суливших торгово-экономические выгоды, могла быть причиной того, что в истории почти не осталось первоисточников о финикийских морских экспедициях. Исключение составляет легендарное плавание карфагенянина Ганнона вдоль западноафриканского берега в 425 г. до н. э.^{37}[54].

Охота на горилл в Африке.

Деталь финикийской серебряной чаши; VII в. до н. э.