Древний Восток в античной и раннехристианской традиции

(54) Из упражнений тела они больше всего признают растирание и, в частности, разглаживают тело гладкими эбеновыми палочками. Похороны у них нерасточительны, и могильные холмы невелики. Вопреки прочей нерасточительности они украшаются. Ведь они носят золото, носят унизанные каменьями украшения, носят яркоцветные синдоны, и за ними следует тенник[171]. Ценя красоту, они искусно выделывают все то, что придает красоту виду. Одинаково почитают они и правду и добродетель. Поэтому они не дают преимущественного права даже возрасту старых, если те не превосходят и в здравости ума. Они берут в жены многих, покупая их у родителей, и получают их, отдавая взамен упряжку быков, притом одних берут для покорного служения, а других — для удовольствия и многодетности. Если они не обязывают жен быть целомудренными, то тем можно заниматься проституцией. [С710] При жертвоприношении, ни при воскурении, ни при возлиянии, никто не увенчивается венком, и они не закалывают жертвенное животное, а удушают его, чтобы оно приносилось богу не изувеченным, а целым. Уличенному в лжесвидетельстве обрубают конечности, и причинивший увечье не только подвергается тому же самому увечью, но ему и руки отрубают. А если он к тому же ремесленника лишит руки или глаза, то подвергается смерти. Он говорит, что рабами никто из индов не пользуется, а Онесикрит представляет это как особенность индов в земле Мусикана и, во всяком случае, как праведность, точно так же, как говорит и о многих других праведных обычаях этой земли как управляемой наиблагими законами.

(55) У царя личный уход за ним осуществляется женщинами, тоже купленными у их отцов. А за дверями находятся телохранители и все прочие воины. Женщина, убившая пьяного царя, удостаивается почести сожительствовать с его преемником. А преемниками становятся дети[172]. Царь даже не спит днем, да и ночью он вынужден порой менять ложе из-за злоумышлений. Из выездов его, не на войну, один — это выезд на судебные разбирательства, в которых он проводит целый день, слушая дела, нисколько не прерываясь, даже если наступает время личного ухода за ним. А уход этот заключается в растирании палочками: пока он слушает, четыре стоящих при нем растиралыцика растирают его. Второй — это выезд на жертвоприношения. Третий — на охоту, некий вакхический, поскольку вокруг окружают его женщины, а за этим кругом — копьеносцы. Путь отгорожен веревками, а тому, кто проникнет за веревку до женщин, грозит смерть. Предшествуют тимпанщики и колокольчиконосцы. Охотится он, в огороженных местах стреляя из лука с возвышения[173] (рядом с ним стоят две или три вооруженные женщины), а при охоте без ограждений — со слона. Одни женщины — на колесницах, другие — на конях, а другие — и на слонах, как и в походе, они сопровождают во всеоружии.

(56) Все это тоже, конечно, очень необычное в противность всему тому, что у нас, однако еще более — вот что. Он говорит, что живущие на Кавказе открыто, совокупляются с женщинами и поедают тела своих родных; что хвостатые обезьяны скатывают камни: взбираясь на кручи, они скатывают камни на своих преследователей; что те животные, которые у нас домашние, у них большей частью — дикие; и о конях говорит он с одним рогом и оленьей головой; о тростниках прямостоящих — длиной в тридцать оргий, а склоняющихся к земле — в пятьдесят, [С711] такой толщины, что диаметр у одних составляет три локтя, у других — вдвое больше.