– Конечно. Как ты себя чувствуешь? – спросил он, занявшись дровами и раздуванием огня.
– Это нормально, если я отвечу, что вообще-то не знаю?
– Думаю, вполне. Сомневаюсь, что существуют какие-то правила для того, что ты пережила. А если б они и были, то, думаю, их можно было бы нарушить. – Дэвид сел напротив нее и стал смотреть, как в жерле камина радостно вспыхнуло пламя. – Я тут, чтобы слушать, а не судить, и чтобы помочь тебе всем, чем только могу.
– Я знаю, Дэвид, – благодарно ответила Грета. – У меня к тебе только один вопрос: почему ты не говорил мне про Джонни и про то, что он умер таким маленьким?
– Врачи сказали мне не говорить тебе ничего, что могло бы тебя травмировать. Прости, может быть, я должен был это сделать, но…
– Пожалуйста, не извиняйся. Я знаю, что ты старался оберегать меня, – торопливо сказала Грета. – Как ты, наверно, понимаешь, мне немного страшно думать о том, что
– И что это было?
– Ческа. Дэвид, ты можешь помочь мне вспомнить, даже если мне будет больно это слышать? Мне нужно сложить все вместе. Потому что пока ничего не имеет смысла. Понимаешь?
– Думаю, да, – осторожно ответил он. – Но тебе не кажется, что ты должна дать всему этому случиться самому себе? Ну, то есть, может быть, нам нужно обратиться к профессионалам и узнать, как будет лучше для тебя?
– Я уже годами имела дело с психологами и прочими шарлатанами, так что можешь мне поверить, когда я говорю, что знаю свою психику лучше, чем кто угодно, – твердо ответила Грета. – А если бы я ощущала, что не справляюсь, я бы не просила тебя восполнить недостающие звенья. Поверь мне, я и сама уже могу многое тебе рассказать. Например, я знаю, ну, или думаю, что знаю, что Оуэн стал пить и мне с Ческой пришлось бежать из Марчмонта. Я поехала в Лондон, и я помню довольно многое из того, что там произошло, и не могу сказать, что я могу всем этим гордиться. Но если бы ты мог рассказать мне – только всю правду, – это мне бы действительно помогло. Пожалуйста, Дэвид, мне правда нужно понять.
– Если ты правда так считаешь, то я расскажу.
– Только если ты поклянешься, что расскажешь все. Без утаек. Только тогда я смогу поверить, что
Дэвиду захотелось налить себе виски, но, поскольку было всего три часа дня, он удержался. Должно быть, Грета ощутила его сопротивление, потому что сказала:
– Я и так знаю, что часть всего этого просто ужасна, так что ты можешь не бояться, что это меня потрясет.
– Ну тогда ладно, – со вздохом сдался Дэвид. – Так ты говоришь, что помнишь свое возвращение в Лондон. А ты помнишь, как я организовал Ческе просмотр для ее первого фильма?
– Да, помню. Начни с этого, Дэвид, потому что именно там все уже становится каким-то смутным…
17
Время от времени Ческе снился сон. Это всегда был один и тот же сон, и она просыпалась, дрожа от страха. Во сне она всегда была в большом темном лесу, среди множества огромных деревьев. И там, во сне, был маленький мальчик, который был похож на нее, и они с ним играли в прятки среди деревьев. И еще иногда там был старик, который всегда хотел обнять мальчика, а ее – никогда.
Потом сон менялся, там наступала ночь. И старик, дыхание которого становилось тяжелым и зловонным, заставлял ее смотреть на мальчика, лежащего в гробу. Лицо мальчика было белым, губы серыми, и она знала, что он мертвый. Старик снимал с него одежду, поворачивался к ней, и в следующую секунду эта одежда оказывалась
Ческа просыпалась с криком и тут же тянулась к лампе, стоявшей на прикроватной тумбочке. Включив ее, она садилась в постели и долго оглядывала знакомую уютную комнату, чтобы удостовериться, что все в ней точно так же, как было и перед сном. Она находила свою куклу Полли, которая, как правило, была на полу у кровати, и крепко прижимала ее к себе, виновато засовывая в рот большой палец. Мама всегда говорила, что если она не оставит эту детскую привычку, у нее будут кривые зубы и тогда ее карьера знаменитой кинозвезды тут же закончится.
Сон постепенно отпускал ее, она снова ложилась на подушку и смотрела на белый полог из красивых кружев, висящий над кроватью. Глаза постепенно закрывались, и она снова засыпала.