– Да, в первую очередь, отправляем тех, кто умер. Но в вашем случае накопитель с твоей памятью будет отправлен, так чтобы вы смогли встретиться с Алисой примерно через десять лет, после её возрождения, даже если к этому времени ты ещё будешь жив на Земле.
А позже отправят ещё один твой накопитель после того, как здесь умрёшь, или, может быть, раньше – как сложиться.
– Наверное, весь остаток жизни проведу в ожидании этой встречи. Буду размышлять: какой она стала, сохранилось что ни будь от моей девочки.
– Что-то, конечно, сохраниться. Обязательно – общие воспоминания о близких людях, – Константин Сергеевич кивком указал на фотографию семьи за спиной Решетникова. Мы – это наша память, наш опыт. Какая-то часть Алисы останется неизменной, но в общем-то это будет уже другой, самостоятельный человек. Вспомните себя семнадцатилетним и сравните с собой же тридцатилетним. А в случае с Алисой, наверное, нужно сравнивать вообще с сорокалетней – новый очень отличный мир, требующий быстрой адаптации, быстрого развития.
И вот ещё скажу интересную вещь, по поводу новой внешности.
Что удивительно, когда встречаешь там людей, которых раньше знал на Земле, то через некоторое время перестаёшь замечать их новую внешность. Не замечаешь совсем другие пропорции тела, не видишь их голубых физиономий, а воспринимаешь чисто только как образ памятный с Земли – будто человек просто поменял одежду, или там причёску, но не более. И это происходит со всеми.
– И я тоже в существе, в которое превратится Алиса, буду видеть просто свою семнадцатилетнюю девочку?
– Именно так! – подтвердил Константин Сергеевич.
– Мне бы хотелось оставшиеся дни постоянно находиться вместе с Алисой, быть рядом, но по работе задёргали. Ладно бы в Москве, а то всё с выездом, – пожаловался Решетников.
– Они что, ничего не знают о вашей ситуации?
– Всё они знают, только эти…, – Решетников прервался, сделал глоток коньяка, покрутил бокал в ладонях и, не отрывая взгляда от бокала, спросил: – Константин Сергеевич, у меня теперь постоянно крутиться в голове вопрос: «Почему имея такие возможности, вы не хотите власть в этой стране взять в свои руки?».
– Чего? – Константин Сергеевич с удивлением посмотрел на Решетниково. – А зачем нам это? И почему именно в России, а не в Китае, или в Америке? Америка и в военном, и в экономическом плане гораздо интересней.
– Но вы же родились и живёте в России.
– И что? Меня здесь всё устраивает. Мы не лезем в политику, если она нам не мешает. Места силы, ты, наверное, это уже знаешь, есть не только в России, но и в Австралии, и в Словакии. Если, например, в одной из тех стран, через заповедные для нас «места силы» решат провести дорогу – у нас будут серьёзные сложности. Конечно, решим, но проблемы будут. А в России, подобная затея будет уничтожена сразу «на корню» и без всяких проблем.
– Вы сказали, что вас здесь всё устраивает – неужели вы не видите, что твориться? Как это может устраивать?
– Это ты близок ко всему происходящему – поэтому возмущаешься. А основную и большую часть народа, именно, всё устраивает. Он в России не спрасливый, и в голове у них одно – как бы не было ещё хуже.
Константин Сергеевич взял со столика тарталетку с чёрной икрой. Икру стряхнул себе в рот, прислушался к ощущениям, затем немного откусил от тарталетки
– Чтобы французы не говорили – даже такой коньяк пить без закуси – всё это надуманное. Хорошая икра только оттенит вкус и аромат. А эта – замечательная! И в меру просолена, языком легко растирается о нёбо. Давно такую не пробовал. Последние разы, как не привезут в подарок – всё какая-то вяленная и пересолёная гадость.
Решетников тоже закусил икрой, и доев тарталетку вновь обратился с вопросом:
– И как вы считаете, – перемены России не нужны, или невозможны?
– И нужны, и возможны – только это не наше дело. Точно не моё, да уже и не твоё.
А насчёт перемен в России… Помнишь Кагорыча из ознакомительного ролика?
– Ещё бы! И его самого, и его сказки трудно забыть, – подтвердил Решетников.
– Так вот, мы с ним познакомились, когда ещё были студентами. Пока он учился в школе, мозги ему насчёт социализма просвистели и выпустили в жизнь с верой в светлое социалистическое будущее. Дома на эту тему с ним не говорили – избегали, или ещё чего, но здравомыслия, трезвого скепсиса от семьи в противовес оболваниванию в школе, он не получил.
После зачисления в институт всех нас студентов – первокурсников сразу отправили на уборку картошки в колхоз имени какого – то там партсъезда. О! Даже вспомнил – имени 21 съезда КПСС.
Председателем колхоза был мужик ещё молодой, высокий, но инвалид – без одной руки. Вот он однажды и попросил институтского преподавателя, приставленного к нам за старшего, выделить ему несколько ребят помочь с заготовкой дров на зиму лично для себя.
Дрова мы ему накололи, а его хозяйка, как полагается по русскому обычаю, собрала стол.