«Древоходец». Деревенский колдун. Книга первая

В архиве она читает личное дело этого работника, и видит в конце запись, что грузчик, скажем там Петров, доложил, что этот рабочий в пьяном виде кричал, что всех коммунистов надо вешать. Мать подумала: вот какой негодяй – коммунистов надо вешать, а сам с письмом о помощи к Генсеку. Из любопытства она находит дело бдительного грузчика Петрова. И там запись – при проведении разгрузочных работ грузчик Петров обругал статую товарища Сталина, стоящую внутри территории завода: «Поставили болвана – развернуться из-за него нельзя». Доложили об этих оскорбительных словах рабочие из его же бригады. Но и сами тоже были замечены в высказываниях, поручающих Советскую власть, о чём есть донесения других бдительных товарищей.

Она брала одно личное дело за другим, и в каждом с тридцатых по пятидесятые годы были подобные записи. Все «стучали» на всех по кругу! Все на всех!

Она сама была секретарём партийной организации, и к ней поступали и доносы подписанные, как правило, старыми коммунистами, а ещё были и анонимки, но их не так много. И что такое донос в восьмидесятые в сравнении с доносом в тридцать седьмом?

Отец рассказывал – она пришла домой никакая. Рыдала: «Ну что мы за страна, что же мы за народ?». Отец успокаивал – время было такое, а народ приспосабливался и выживал, как мог.

Ещё отец ей пример привёл, про самолёт, который упал где-то Андах. Его не смогли найти, и уже через десять дней пассажиры стали подъедать трупы своих друзей и родных.

Мать возражала – они-то ели всё же мёртвых, а эти пытались «сожрать» своих живых сослуживцев.

А вы говорите моя мама была циником. Нет, видите, – рыдала, и долго не могла успокоиться. Решетников прервался, и сделал ещё один маленький глоток коньяка. Потом улыбнулся, что-то вспомнив и продолжил:

– Правда, когда к ней потом, при Ельцине, приходили «новые коммунисты» с предложением влиться и продолжить борьбу – она отказалась. У неё спросили: «Как же так? Ты же была пламенным оратором и борцом».

На что мамочка цинично ответила: «Мне за это платили и платили неплохо. Вы готовы платить?».

– Она, я так понимаю, умерла? – поинтересовался Константин Сергеевич.

– Да, она и отец умерли друг за другом. Обоим было немного за шестьдесят. Тогда переживал, а сейчас рад, что не дожили…

А дед по отцу, который сиделый, тот прожил долго. И вот какой парадокс: пока он был в лагерях и ставил там пилорамы и подстанции, почти все, с кем он учился в школе и в институте – почти все погибли в годы войны. Когда освободился и стал искать, нашёл только трёх женщин с которыми учился вместе в институте – остальные погибли.

– Погибли на войне, или ещё и в лагерях?

– Не знаю, дед не рассказал, а может и не знал, но часто говорил, что так долго живёт: доживает за них, за своих друзей, погибших молодыми.

Решетников подлил Константину Сергеевичу и себе коньяка и некоторое время сидел, молча вертя бокал в руке, затем продолжил:

– У нас сосед по даче, тоже, бывший лагерник. Он как-то вечером пришёл к деду в гости. Они сидели выпивали. Оба уже были глуховаты, и поэтому говорили громко, почти орали. Мне было лет двенадцать, может чуть больше, но их разговор запомнил, пусть не дословно, но смысл понял хорошо:

Сосед почти кричал: «Да не надо нечего там выдумывать, просто к власти пробрался грузин, и решил уничтожить всех умных русских. Я сам, ладно – у меня ни большого ума, ни образования, но с какими людьми, с какими умными людьми, я был вместе в лагерях!».

Дед ему возражал: «Ты не прав! Это простое и примитивное объяснение. Товарищ Сталин был интернационалист – он сажал и расстреливал без оглядки на национальность».

– Да, не больше тринадцати мне было, – отметил Решетников, – но разговор эти двух дедов, этих лагерников, запомнил на всю жизнь. Потом, уже повзрослев, я присутствовал ещё и при разговоре деда, но уже с отцом. Тогда часто обсуждают роль Сталина – что он сделал, зачем сделал, и дед тогда отцу объяснял:

–Большевики такое сотворили со страной, что допускать даже зачатки, даже намёки на демократии им было нельзя. А после того, что дальше устроил ещё и товарищ Сталин и не только со страной, но и со старыми большевиками – ему, тем более, нельзя было упускать власть.

А как удержать? Только превентивный террор! А умные и энергичные – они на виду – вот и попали в первую очередь.

– Я был знаком с несколькими людьми, пережившими сталинские лагеря, – сказал Константин Сергеевич, – более того, наблюдал и другие кровавые диктатуры.

Масштаб террора и количество жертв, зависит от величины недоверия и страха, которые диктатор испытывает перед своими подданым. А когда страхи подпитываются ещё и паранойей – горе и горе этим подданным.

– Вы считаете Сталина сумасшедшим? – поинтересовался Решетников.

– Борис, понятие сумасшествие весьма неоднозначное, по-разному трактуется, и сильно разнится в зависимости от того, кто трактует и что в это вкладывает.

В некоторых школах психиатрии, сумасшедшим считается любой человек с нарушением логического мышления. Например: ты прислушиваешься к советам гадалки на картах, или там на кофейной гуще– ты уже сумасшедший.