Мужчина всё ещё продолжает ласкать меня, одаривая всё новыми и новыми грешными раскатами удовольствия, растекающегося по венам, подобно самому верному яду. Сводящему с ума, лишающему любой возможности на возвращение в реальность. Нет от него никакого противоядия. Да я и не хочу это спасение. Не нужно оно мне. Пусть и дальше отравляет мою суть, сулит погибель. Почти люблю это ощущение приближения к самому краю…
— Ты ведь помнишь, что я тебе говорил прежде, да? — тихонько шепчет мужчина, задевая губами висок в намёке на поцелуй. — Ты принадлежишь только мне, Софи. Никому больше. Даже если ты сама решишь иначе.
Мой разум отказывается сейчас что-либо воспринимать, помимо окутывающего сознание тумана сладостной эйфории. Слова доносятся будто издалека. И кажутся откровенным бредом. Впрочем, я согласилась бы сейчас с чем угодно, только бы уже рухнуть в мою личную внутреннюю пропасть бесконечного наслаждения, разбившись вдребезги… Жаль, так и не удаётся. Ведь всё заканчивает всего за мгновение до столь нужного мне момента. Блондин резко отстраняется и отшатывается. Я едва держусь на ногах — лишь чудом не падаю, скользя ладонями вниз по гладкой поверхности, практически с отчаянием развернувшись к нему, абсолютно не понимая почему он остановился.
И почему вообще всё это начал тогда?!
— Ты больше не спустишься сюда. Ни разу, Софи. Ни под каким предлогом, даже если всё здание будет гореть, а этот коридор будет единственным выходом наружу, — совершенно безэмоциональным тоном проговаривает Закери. — У тебя ровно минута, чтобы убраться отсюда. Не зли меня, девочка. Я и так на грани, — заканчивает мрачно.
Он разворачивается и уходит до того момента, как я осознаю всю полноту произошедшего. И слова эти ещё…
Что это, мать вашу, значит?!
У нас же была просто сделка. На неделю. И пусть я не очень сильна в переговорах, но там точно не было ничего о том, что срок “сотрудничества” может быть продлён… До бесконечности! К тому же, если спортивный интерес во имя какого-то там мужского соперничества у Айзека Чейза в отношении себя я ещё хоть как-то могла понять, то вот Закери Райт…
— Да зачем я тебе?! — выкрикиваю в пустоту.
Никто, конечно же, не слышит.
Соответственно, и ответ я вряд ли когда-либо узнаю.
Глава 17
Ещё одно совместное с хозяином закрытого клуба утро начинается с дождя. Холодные капли, вместе с резкими порывами ветра, бьют прямо в лицо, но я не отворачиваюсь. Наоборот, замираю на некоторое время, прежде чем оказаться внутри автомобиля, и впитываю это ощущение непогоды, глубоко вдыхая.
Отчего-то кажется, будто то поможет погасить бушующее во мне пламя…
Да, я всё ещё злюсь.
Со вчерашнего вечера Райт не обронил больше ни слова в мой адрес, так что я понятия не имею, куда мы направимся. Сама заводить разговор тоже не спешу. Вообще, от его угрюмого вида, хочется лишь забиться в укромный уголок, закрыть лицо обеими руками и просто-напросто малодушно переждать, когда же это ненавистное чувство собственной ничтожности исчерпает себя.
После того, как я вышла из того треклятого коридора, так и не добравшись до тамбура, Калеб проводил меня до ожидающего в переулке внедорожника, а затем отвёз в пентхаус. Ночь я провела в одиночестве. А на рассвете Закери прислал мне сообщение о том, чтобы я была готова на выход через два часа.
Вот мы и… здесь.
— Сядь в машину, Софи. Простынешь, — прерывает мои размышления довольно строгое от того, о ком думаю.
Вздыхаю устало, но не спорю. Открыв переднюю дверцу мустанга с пассажирской стороны, молча сажусь, как и велено. Уже вскоре машина выворачивает на дорогу, и я наблюдаю мелькающую за стеклом дождливо-пасмурную панораму Лондона.
Едем мы не так уж и долго. И, по мере того как водитель сосредоточен исключительно на дороге, а места вокруг становятся всё более и более знакомыми, я… растеряна. Вот уж чего не ожидала от Закери — так точно этого.
— Что мы здесь делаем? — не выдерживаю в итоге.
Мустанг останавливается на парковке перед кованным ограждением, за которым располагается тополиная аллея, ведущая к реабилитационному центру. Не то чтоб я была не рада, но… с чего бы ему привозить меня сюда?
— Обычно каждое утро субботы у тебя начинается с этого, — будто само собой разумеющееся поясняет блондин, кивнув в сторону входа, — но твоё вчерашнее расписание… — замолкает ненадолго, а в лазурном взоре мелькает мрачность, однако дальнейшее звучит столь же беспристрастно, что и прежде: — Кхм… — последующая пауза ещё короче предыдущей, — сбилось, — припоминает о былом. — Решил, что было бы неплохо всё вернуть в относительный порядок.
Относительный, ага…
По его разумению, если только.
Но то, конечно же, остаётся при мне.
А вот вслух: