Я дёргаюсь, отворачиваясь и стараюсь максимально отодвинуться, когда она прижимается к моей щеке… в поцелуе. Но избавиться от контакта чужих губ не удаётся. Эта сумасшедшая отбрасывает бутылку в сторону и освободившейся рукой крепко прижимает к себе мою голову, одаривая ещё одним поцелуем.
Вот теперь мне действительно страшно…
— Ты такая красивая, Софи, — шепчет тихо Николь, так и не отстраняясь. — Когда я смотрю на тебя, понимаю, почему он тебя так любит. Я бы тоже могла тебя полюбить. Если бы он позволил, — вместе со словами она глубоко вдыхает, а на её губах расплывается манящая улыбка. — Но он не разрешает, — звучит почти исповедью. — А я ведь должна любить всё, что любит мой Хозяин, — резко отстраняется, внимательно вглядываясь в мои глаза, которое совершенно точно сейчас округлены от шока. — Это ты попросила его запретить мне, да?
Она, бл*дь, сейчас серьёзно?!
— Нет… — выдавливаю из себя почти беззвучно.
Ну, а вдруг поможет?!
— Хм… — хмурится рыжая, переводя внимание на бумагу, которую принесла с собой. — А это тогда что? — бросает в открытом обвинении, выставляя лист так, чтоб я могла видеть написанное.
Подробно изучить текст я не успеваю. Усваиваю лишь несколько строк, в которых содержится информация о начале бракоразводного процесса между Николь… Чейз и Закери Райтом, а также вероятность последующей передачи права опеки над Николь — Айзеку Чейзу, её старшему брату.
Дышать снова становится затруднительно. Вот только, несмотря на новое открытие, маленькая, а также, очевидно, очень подлая и мстительная часть меня, тихонько радуется замеченной дате трёхнедельной давности.
Закери собрался развестись с Николь ещё тогда!
Вот почему он был в Ницце!
Ох, чёрт…
Так вот из-за чего… всё это?
— Я ничего не знала, — проговариваю осторожно.
Надеюсь, мой голос звучит достаточно убедительно.
Ещё бы это помогло…
— Ты не можешь забрать моего Хозяина! — вскрикивает Николь, как ошпаренная отлетая от меня. — Ты, маленькая дрянь, не имеешь никакого права! — обвинительно тычет в меня пальцем, и лист бумаги вываливается из её рук, падая к ногам. — Вот как я буду жить без него, а? Ты даже не представляешь себе каково это, остаться совсем одной! Никому не нужной!
В последнем я могла бы с ней поспорить, но конечно же, молчу.
— Он больше не хочет быть моим Хозяином! — продолжает вопить рыжая. — А ведь почти согласился! — сама себе противоречит. — Нельзя забрать у меня того, кто помогал мне жить на протяжении всей моей жизни, а потом и самому отказаться от меня! — восклицает, и неожиданно всхлипывает, обхватив себя руками, а затем и вовсе оседает на пол. — Мне нельзя одной, нельзя… — причитает уже еле слышно, уставившись себе под ноги. — Я умру без них, понимаешь? — протягивает плаксиво. — Умру!
Без них?
Это она о ком?
О брате своём что ли?
— Айзек не бросит тебя. Он может о тебе позаботиться, — проговариваю нерешительно, вспомнив о том, что написано в документе. — Ты не будешь одна, Николь.
Пресвятое дерьмо…
Зачем я уговариваю её?
И почему мне её так жаль…
— Айзек? — внезапно хохочет женщина. — Да что он может? Айзек — слабак! — подскакивает на ноги и вновь приближается ко мне, повторно усевшись на бортик ванны. — Даже ты отказалась от него, а ведь неискушённая… — тональность меняется почти до мурлыкающих ноток в считанные мгновения. — Он думал, если надавить на тебя посильнее, тогда ты не достанешься Хозяину, и я буду счастлива, — снова водит пальцами по поверхности розового игристого, сосредоточившись на собственных действиях. — Слабак! Даже с этим не справился… Но ничего, я исправлю его упущение! — заканчивает в откровенно торжественном тоне и запускает руку глубже, шаря по моей куртке.
Она забирается сначала в левый карман, потом в правый, вытаскивая всё, что там есть. А именно — бархатную коробочку, отданную мне сегодня Зои, и тюбик красной матовой помады. И если первое она оставляет на краю чугунной поверхности, больше не обращая внимания, то вот второе…
— Тебе удивительно идёт этот цвет, — улыбается Николь, распечатывая косметический атрибут. — Я знала, что именно так и будет. Тебе ведь тоже нравится мой подарок? — интересуется, болезненно обхватив пальцами мой подбородок, и принимается сосредоточенно обводить помадой мои губы.
Почему я позволяю ей это?
Да потому что я всё ещё перевариваю тот факт, что треклятые цветы и коробку помады, оказывается, мне прислал не Айзек Чейз, а его сумасшедшая сестра!
И, если вспомнить его реакцию, когда я заявилась с дарами к нему в офис, становится понятно — мужчина ещё тогда это понял. Это я, глупая, дальше собственного носа ничего не вижу. А ещё…
— Это ты отравила меня тогда, да? — произношу, почти уверенная в положительном ответе.
— Жаль, ты рассталась с цветами до того, как воздействия яда хватило бы на летальный исход, — пожимает плечами Николь, откладывая помаду в сторону.
И явно любуется последствиями собственной игры в визажиста.
Вон как глаза горят восхищением!