Дробь

Я очнулся. В моей руке опять была паста. Я снова пачкал обои. Сбиваясь, оставляя прямые линии на бумаге, путая местами слова и буквы. Рисовал глаз, ресницы, длинные, петлеобразные ресницы.

Затем эффект сиропов почти сошел на нет и спутанность сознания отступила, оставив лишь приятное послевкусие. Я смог сложить несколько строк из обломков и руин погибшего трипа, выскоблив их на злополучной стене.

Непишущей пастой я нарисовал ресницу,
Свил петлю из нее, продел голову и повис,
Рухнул вниз и разорвал на куски поясницу,
Позвоночником выполз наряженный в форму глист.
Попрощался со мной, пожелал мне удачи,
И, покинув меня, уполз к другим позвонкам,
Тогда я нарисовал себе поводок собачий,
Заскулил как шавка и приготовил брюхо к пинкам.
Я пополз искать себе господина,
Я просил Дьявола указать мне путь,
Тонул в зыбучих песках рутины,
Закусывая ржавой стружкой ртуть.
Я просил смерть забрать мое тело в утробу.
Просил Господа отправить мою душу в ад,
Я разослал во все психбольницы свой фоторобот,
И санитары во фраках забрали меня в интернат.
Стационар для инвалидов души и морали,
Переживших ампутацию целей, смысла и чувств,
Там кистями с гуашью цветы рисовали,
Пока я карандашом вычерчивал куст,
На котором все ветви свивались в узлы и удавки,
А каждый лист был покрыт паршой и гнил,
Картину выставили в сувенирной лавке,
Но ее так никто никогда не купил.
Тогда санитары нарядили меня в «тройку»
И в торговом центре выставили в одной из витрин,
Но в тот же день раздели и выкинули на помойку
За нарушение трудовых дисциплин.
Я лежал среди мусорных черных пакетов,
Пока не понял, что это и есть мой дом.
Нарисовал себе угол без окон и света
И ресницу, завязанную мертвым узлом.

Мои враги — призраки прошлого. Мои враги — фантомы будущего. Мои враги — мечты. Мои враги — надежды. Мои враги — желания, стремления, мотивы, мысли, мысли, планы, перспективы, будущее, настоящее, прошлое. Мои враги — все то, из чего обычные люди (а я разве необычный? Нет) плетут паутинки своих жизней. Все вокруг враг. Мир — враг. Воспоминания гнетут меня, будущее пугает меня, мечты лгут мне, надежды путают меня, мысли отвлекают меня. Будущего нет. Прошлое погибло. Настоящее — вымысел. Мир — вымысел. Господь спит крепким сном и вот–вот проснется, будильник апокалипсиса скоро прозвенит и все погибнут, приняв его за проверку системы городского сигнального оповещения. Все просто исчезнут. Мир — иллюзия. Сон Апполона.

Боль пульсирует расползаясь сеткой по черепной коробке, словно паутина трещины на стекле. Цвета сменяют друг друга в дионисийской пляске. Интересно, а Дионис покровительствует ДХМ–шаманам.

Сон Апполона. Дионисийские пляски. Здравствуй, Фридрих. Эхом прокатилось по моей черепной коробке имя немецкого философа, сифилитика и шизофреника. И я рухнул, словно главный герой клипа широко известной в узких кругах группы avenged sevenfold в клоаку ада. Фридрих говорил, что в каждой душе должна быть клоака, сточная канава, в которую человек мог бы сливать все свои нечистоты, куда я сливал всю свою ненависть, желчь, страхи, обиды, отчаяния, разочарования… Именно в эту клоаку я и вляпался теперь. Я по шею увяз в рвоте своей собственной души. Мое безвольное тело швыряет по сточной канаве течением, прибивая то к одному берегу, то к другому, из крайности в крайность. На мгновение я даже ощутил запах гнили и разложения, тлена и горящей плоти, будто прошелся мимо гнойной перевязочной медпункта Освенцима. Я тонул в дерьме под раскаты Карла Орффа, или это был Вагнер. Здравствуй, Фридрих.

Сперва я понял, что это было всего лишь outro очередного post–black/atmospheric ансамбля. А затем я уснул.

Глава 6. Плюшевый эшафот.

6.1. Лк.15:13