До Марины Евгеньевны всем, что было связано с протоколом, в Аппарате занимался каждый по необходимости и без всякой ясной системы. В результате регулярно возникали проколы, за которые влетало опять же каждому без разбора. С появлением Назаровой, довольно быстро перестроившейся с социологической работы на аппаратную, все достаточно урегулировалось, чему ближайшие коллеги были, разумеется, только рады. Марина Евгеньевна ни с кем не конкурировала, заняв, по сути, ничейную территорию.
Получалось, что Назарову невозможно было хоть в чем-то заподозрить. Но именно это и казалось Игорю самым подозрительным. А еще ему казалось, что где-то он видел эту женщину. Ну, пусть не ее конкретно – откуда ее-то? – однако похожую… Ведь почему-то зацепился за нее глаз с самого начала, хотя вроде бы ничего в ней особенного не было. Ну, симпатичная, ну, молодая, ну, глаза умные… Так дурочек мэр у себя и не держит, это факт. А таких симпатичных на каждом перекрестке по дюжине.
Игорь не то чтобы внаглую, но и не шибко таясь ее вдоволь поразглядывал, когда вместе с Казиком беседы с ней беседовал. Она же на него почти не смотрела, сосредоточившись на Казике, и, как показалось Игорю, делала это намеренно. Нет, она совершенно не старалась выказать нарочитое невнимание или, паче того, пренебрежение, просто довольно умело избегала смотреть в сторону Вандовского. Почему, спрашивается?
Спрашивал, однако, Казик, и Игорь ответил:
– Я тоже не понимаю, чем Назаровой мог насолить Бузмакин. Ни одного факта мы не имеем. И даже догадки пока никакой. Но это, может, пока?
– Может… – согласился Аркадий Михайлович. – Но у нас с вами есть еще один человек, причем самый главный. В буквальном смысле слова. Аристрах Иванович Тишаев. Не знаю, как вам, а мне, дорогой Игорь, он показался весьма любопытным господином. Вы, конечно же, обратили внимание, каким он был в кабинете Романцева и каким стал, когда мы пришли в его кабинет?
– О-о-о!.. – протянул Игорь, и в это время зазвонил телефон Казика.
– Слушаю! – откликнулся Аркадий Михайлович. – Да-да, конечно, можно прямо сейчас. Ждем. – После чего нажал «отбой» и сообщил с ухмылкой: – Долго будет жить Аристарх Иванович. Не успели мы его вспомнить, как он и объявился. В гости к нам скоро наведается.
Глава 7
Еще днем Никита договорился, что вечером мэра домой повезет Кирилл. Впрочем, что значит «договорился»? Просто сказал, нисколько не сомневаясь, что Логинов с готовностью согласится.
За долгие годы работы с Романцевым этот ритуал – утром на машине забрать мэра из дома, вечером доставить домой – для Никиты стал примерно таким же, как чистка зубов. И лишь в особых случаях мэр обходился компанией водителя, который, впрочем, в квартиру никогда не поднимался, в отличие от самого Гальцева. Никита, что называется, был вхож, и даже иногда жена Романцева зазывала его на чай, особенно тогда, когда Вячеслав Васильевич хотел побыть один и уходил в свою комнату. Никита понимал, зачем эти чаепития, – жена пыталась в неформальной обстановке выведать у помощника опять же неформальные новости из жизни мэрии. Супруга хотела быть в курсе, и помощник ее желание удовлетворял, правда, исключительно в рамках дозволенного – то есть ничего лишнего. Уж что-что, а строго фильтровать информацию и при надобности надежно держать язык за зубами Никита умел хорошо.
Он вообще считал, что многое умеет делать хорошо, а не только быть отменным ординарцем. В свое время подобная роль его вполне устраивала, особенно когда служил в армии, в штабе Уральского военного округа, при полковнике Губенко, мужике простом и незлобивом, который и порекомендовал Никиту своему знакомому Леониду Борисовичу Бузмакину, а уж тот своему другу и претенденту на должность мэра Градовска Романцеву. Находиться при мэре в качестве главного порученца и доверенного человека было хоть и хлопотно, порой не только физически, но и психологически тяжело, однако интересно, почетно и выгодно. Должность открывала почти все двери, позволяла решать массу чисто житейских проблем, делала Никиту в глазах окружающих человеком солидным, влиятельным, уважаемым. Кому ж такое не понравится? Особенно в молодости?
Помощником Гальцев стал в двадцать пять лет, а теперь ему исполнилось тридцать семь, и это уже было совсем другое время – когда все чаще возникает ощущение, что ты белка, бегающая в колесе, причем колесо это изрядно проржавело и покрылось мхом.
Ощущение «другого времени» совершенно явственно возникло четыре года назад. Именно тогда он впервые заговорил о своей дальнейшей карьере. Не с мэром заговорил – с его советником, с полным пониманием правил игры: хочешь решить деликатный вопрос, начинай с Бузмакина.
– Ты намерен нас покинуть? – спросил Леонид Борисович.
Никита растерялся. Что значит – покинуть? Никого он покидать не собирался, не дурак же он, в самом деле! Не покинуть он захотел, а продвинуться – вперед и выше. Вот так надо понимать. И что-то в этом духе он и попытался объяснить Бузмакину, но не очень, похоже, внятно, потому как Леонид Борисович облегченно вздохнул: