Друг человека

Из нелюбви опаздывать, Анри собрался за считанные минуты. Его белоснежная блуза с пышными и длинными рукавами была заправлена в безукоризненно отутюженные брюки цвета кофе с молоком. Поверх блузы был надет молочный жилет.

Тибо, как и обещал, дожидался входа, однако Анри, накинув на плечи пальто, стремительно покинул квартиру, ни с кем не попрощавшись. Печальный поэт проводил взглядом его тень. От чего-то ему совсем не хотелось догонять друга, хотя он мог бы даже проводить его до театра.

Незванный гость облачился в сюртук и был готов уйти, когда чья-то рука коснулась его плеча. Тибо слегка повернул голову. Добрая мадам Дюбуа… Показалось ли Тибо, что ее лицо выражало искреннее сочувствие? Нет, она была крайне грустна.

– Месье Лавайе, – проговорила она мягким голосом. – Ваше стихотворение – самое лучшее, что я когда-либо слышала…

Тибо желал улыбнуться, но чувствовал себя растоптанным. Он только осторожно убрал ее руку со своего плеча и удалился так же безмолвно, как и хозяин квартиры.

Весь день он провел блуждая по городу. Но на этот раз мысли не посещали его воображение. Они словно затаили на поэта злобу.

Пустой взгляд – последствие пустого разума. С таким лишенным всякого выражения взором молодой человек гулял по залитым солнцем улицам. День был чудесен.

Чем дальше Тибо отходил от дома друга, тем глубже он погружался в себя. В конце концов он стал настолько глух и слеп, что его едва не сбила двуколка. Данное происшествие немного взбодрило его: он трижды извинился перед разозлившимся возницей, а потом вновь наступил момент его падения в недра своего сознания.

В таком состоянии бедный Тибо проходил до сгущения темноты.

Мягкий покров травы расстилался под ногами, в его гуще переговаривались сверчки. В сумеречных кронах деревьев слышался шелест листьев и редкий шум осторожных летучих мышей. Среди чуть дрожащей под дуновением ветра листвой было видно темнеющее небо, усыпанное бледными звёздами.

Тибо интуитивно поднял голову.

«Вы смотрите свысока, но лицемеры ли вы от этого?» – наконец внутренний голос вернулся к нему. – «Вас мириады, но все вы далеки от мирских бед. Белые, все же, не значит непорочные. Знайте же: вас всех бы не хватило, чтоб откликнуться на молитвы страдальцев живших, живущих, и тех, кто будет жить в бедности на этой земле. Идеального мало и вас мало, в сравнении с нами… Поэтому я вами и восхищаюсь. Однако, если вы способны видеть, то вы увидите в этих бедных людях соперников! Да, если вы способны слышать, – вы не ослышались. Соперников! Почему? Потому что в душах у них горят ещё более яркие и чистые огни, побуждающие их к жизни. Эти огни… О, узнав об их силе, вы бы затрепетали, побоялись бы померкнуть на их фоне! И вы бы померкли!»

Почувствовав внезапную усталость, Тибо сел прямо на землю, у корней под деревом.

В этот же миг он осознал, что находится на том же месте, где гулял утром. Слегка ошеломлённый, он огляделся. Перед ним прядями волос свисали ветви той самой ивы. Вечернюю тишину пронизывала умиротворяющая колыбельная реки.

Спокойно вздохнув свежего воздуха, Тибо расслабился. Его густые каштановые волосы прильнули к древесному стволу и слились с ним. Наблюдая за звёздами и слушая течение, он ощутил покалывание в ноге. Пошарив рукой в кармане, Тибо достал лист со стихотворением.

Волнение опять забурлило в его мозгу, это заставило его подняться на ноги. Он пытался что-то прочесть, но ночь была явно против этого. Тогда, прежнее чувство тоски охватило Тибо: он скомкал то, что раньше заставляло его трепетать. Поэт спустился к воде. Его туфли вязли в грязи, но поэт, видимо, этого не замечал. Собрав силы, Тибо зашвырнул подальше свое творение. Быть может, оно закончило свой полет на середине реки и было поглощено Орном. Тибо было все равно.

Он покинул шепчущий берег, иву и полностью опечаленный возвратился домой.

Проснулся Тибо позже обычного. Он мельком глянул на часы. Восемь утра. Первые несколько минут ему совсем не хотелось вставать, усталость и апатия, казалось, приковали его к постели.

Зачастую, в минуты, когда человек решился на что-то, происходит нечто, идущее наперекор его желаниям. Только Тибо, намеренный поспать ещё часок-другой, отвернулся к стене, тут же послышался стук в окно. Он совершенно не обратил внимание на эту мелочь – его квартира была на третьем этаже, так что стучаться в его окна могут только верхушки деревьев. Однако, после странного звука в комнату ворвался порыв свежего воздуха. Занавески вздыбились и, пархая, закружились в танце.

Тибо выпутался из одеяла, посидел некоторое время на краю постели с видом философа и зевнул. После этого он нашел в себе силы пройтись и закрыть окно, но продолжать спать он не собирался.

«Как я мог спать так долго!» – стыдливо подумал поэт. – «Хотя, что же мне ещё делать?»

В раздумьях о том, как же провести этот день, Тибо вспомнил про Анри и про театр, но до этого ещё оставалась уйма времени.