Друг человека

– Давай я прочту! – сказала Селин и взяла листок из рук девочки.

Тибо остолбенел. Он был в том состоянии, когда хочется исчезнуть, появиться в каком-нибудь глухом месте, где никто не услышит… И закричать. Он не мог сделать этого сейчас, так что вопила его душа, это можно было увидеть в его глазах.

Пальцы его крепко сжали тонкую ветку, что казалось, она скоро треснет от такого давления. Неровности коры впивались в ладони наблюдателя, но ослабить хватку он не желал, вернее, он просто не ощущал от волнения ничего. А чувствовал всё.

Тибо боялся потерять сознание. У него кружилась голова. Он нахмурился и пытливо воззрился на читающую девушку. Что она скажет? – единственное, что пульсировало в его разуме. Что она подумает? – то малое, что вязко текло по его жилам, смешанное с кровью.

Все обратилось в слух. Селин начала читать, стараясь сделать свою речь как можно артистичнее. Тибо был ей благодарен за её старания, он заново влюбился в свое же стихотворение и корил себя за то, что посмел его выкинуть.

Знакомые строфы звучали необычно в ее исполнении.

Сквозь сонму дней печали,

Как в состоянии сна…

Мой разум угнетаем,

Душа осуждена.

Над мной был суд суровый,

Суд, мрака холодней,

В насмешку приговору

Запел мне Соловей.

Твои напевы были

Наградою моей,

Мой сон они смутили,

Повержен был Морфей.

И кем бы ни была ты,

Мой дивный Соловей,

Я сочиню баллады,

Достойные князей.

И воспою я милость, –

Тот истинный маяк,

Чей свет бессмертный льется,

С ним сумрак весь иссяк.

Мой Соловей, как Нимфе,

Я не дерзну сказать.

И чувств простых и низких

Не суждено вам знать.

Когда стихотворение закончилось, девушка окинула взглядом собравшихся.

– Мне понравилось! – заявил Гийом. – Я бы хотел повстречать такого человека. Ну, как там написано.

– Я думаю, это письмо принцессе от принца, – застенчиво произнесла девочка. – Мне мама рассказывала, что самые культурные люди это принцы, культурнее них могут быть только короли. – Она сказала это важным тоном, как великую мудрость. – Вот бы хоть разочек принцессу увидеть…

В их разговор вмешался голос старшей девушки:

– Чтобы увидеть принцессу, Флави, – надменно проговорила она. – Нужно владеть хотя бы четвертью тех качеств, которыми владеет она. Для начала, можно постараться держать себя достойно, а не месить речную грязь босыми ногами. – Её укоризненный взгляд встретился с упрямыми глазами Селин, чьи ноги тоже были перепачканы. – Я к тебе обращаюсь, в первую очередь, Селин. Не мечтай быть похожей на ангела из этого стихотворения, тебе до этого как до первой красавицы Парижа. Но попытайся быть девушкой, и вести себя как девушка, если не хочешь остаться старой девой.

Дети переводили взгляд то на Шарлен, то на Селин. Лицо Шарлен было камнем – бледным, серым; лицо Селин являлось потухшим солнцем – загорелым, усыпанным веснушками.

– Зачем ты мне это говоришь? – с горечью и недоумением спросило Солнце.

– Просто предупреждаю, – холодно ответила Луна, отвернулась и ушла.

Приунывшая Селин сглотнула ком обиды. Взор ее блуждал по строчкам стихотворения.

– Не грусти, – проговорила маленькая Флави и обняла девушку.

Гийом последовал ее примеру.

– Шарлен на самом деле просто омолодившаяся старуха, – подытожил мальчишка. – Не то, что ты! Ты не такая. Ты веселая и добрая.

Юная девушка дернула уголками губ, но улыбка не вышла. По шекам потекли слезы, в то время как лицом она не изменилась, сохраняя прежний спокойный вид. Селин все ещё держала перед собой злосчастный лист и перечитывала чарующие ее строки, ненавидя свои слезы за то, что мешали ей.

Она вновь заговорила.

– Хотела бы я быть такой… – поджала губы девушка и, прижав злосчастную бумажку к груди, как последнюю ценность в мире, она быстрыми шагами покинула берег. За ней еле поспевала Флави.

– Я сейчас приду! – крикнул им в след Гийом и, вероятно, побежал искать свою одежду, так как сейчас он был только в штанах.

Тибо нахмурился. Что значит «быть такой»? Как же она не видит?.. Почему же она не понимает?..

Он с облегчением вздохнул, уперевшись лбом в одну из веток, расплылся в улыбке и тихо засмеялся. Почему он смеялся? От веселья? Нет, от пережитого страха. Он смеялся над собой; смеялся оттого, что не знал, как быть; от неловкости, из которой выпутался, не шевельнув и пальцем. Это был горький смех во имя усмирения боли. Кошки часто мурчат, чтоб успокоиться, люди же мурчать не умеют, поэтому они смеются. Смеются тогда, когда желали бы зарыдать. В какой-то момент Тибо думал, что тоже заплачет вместе с Селин. Он боялся сам себя, потому что сердце твердило ему спуститься и признаться в своем авторстве, но разум удерживал его. За эти пару минут он пережил бурю, голова его все ещё кружилась, словно он был пьян.

Дрожащими ногами Тибо стоял на земле, покинув свой пост. Дыхание его было тяжёлым, будто после бега.

Из-за зарослей выбежал Гийом, он так и не нашел свою одежду. Придерживая слегка широкие штаны рукой, он шел в прочь от берега.

Тибо набрал воздуха, чтобы позвать его, но вовремя спохватился – он чуть не позвал мальчика по имени.

– Эй, парень!