Друг человека

Анри желал оперировать. Он ввел псу большую дозу морфия. В конце концов ему пришлось ампутировать больную лапу. Тибо не помнил подробностей операции – он упал в обморок от волнения. Когда же он проснулся, пёс был мертв. Как Анри и обещал, он вознес бедолагу очень высоко.

– Наверное, я переборщил с морфием, – задумчиво хмурился Анри. – Неужели у него было слабое сердце?

Конечно, удачных операций тоже было достаточно много!

Тибо с ужасом вспоминал тот день, когда его юный друг подскользнулся на льду около забора, упал и распорол плечо об торчащий гвоздь. Анри тогда сам зашил свою рану и восхищался аккуратно наложенным швом. Он тогда с гордостью показывал свое плечо и хвастался всем, кому не лень.

А за три месяца до окончания школы в его жизни появился театр. Молодой человек больше не засиживался до полуночи за книжками, его микроскоп и многочисленные баночки с образцами запылились. Свой сарай, который он окрестил лабораторией и бесконечно обожал, Анри стал посещать все реже и реже. За этим последовало его заявление отцу, что он не хочет продолжать его медицинское дело. У них возникли разногласия, но когда старший Пеллетье уступил сыну, уже было поздно – Анри собрал свои вещи и уехал в Кан, даже не попрощавшись. Тибо упрекал друга за такое хладнокровие по отношению к доброму месье Пеллетье, но Анри оставался непреклонен:

– Я не буду ничьей марионеткой! Честь нашей «славной фамилии» для него была важнее моих интересов, плевать он на них хотел!

Тем не менее, Тибо был не согласен с ним. Он знал достопочтенного господина как добродушного старичка, а Анри был молод и имел бунтарской характер. Юноша воспринял слова отца в штыки и не намеревался его прощать, пока не узнал о его смерти.

Анри и Тибо приехали обратно в Париж на пару дней, на похороны господина Пеллетье. Анри был мрачен, а молодой поэт не смог сдержаться и плакал. После похорон кто-то случайно принял Тибо, рыдающего над могилой своего добродетеля, за сына умершего и выразил ему свое сожаление. Всхлипывая, парень не без смущения объяснил, что он не является сыном месье Пеллетье.

– Если вы ищите сына этого доброго господина, – добавил он и указал большим пальцем за спину. – Вон он, созерцает прекрасную голубизну неба, под голым деревом. Надеюсь, он высматривает новый дом души своего отца.

Затем друзья снова возвратились в Кан.

И сейчас Тибо сидел в зале, восторженно глядя на друга. Анри всегда доставались главные роли, возможно, не только из-за таланта, но и из-за идеальной внешности.

Вскоре, сцена опустела вновь; сомкнулся занавес. Тибо покинул зал вместе со всеми зрителями и стал дожидаться друга в коридоре. Он стоял поодаль от шумящей массы, бросая мимолётные взгляды в самую её гущу. Шло время, пестро наряженная толпа редела.

Тибо всё так же терпеливо ждал. Наконец появился Анри. На нем уже была его обычная одежда, вернее, та, которую он называл обычной: кофейный фрак с белой подкладкой, светло-серый жилет, манишка и брюки в тон к фраку.

– Ты ждал меня? – удивлённо протянул Анри, увидев друга.

– Кого же ещё?

– Я сейчас не иду домой, – признался он. – Меня пригласили в гости. Мадам Ру. Ты знаешь её?

Тибо покачал головой. Его круг общения ограничивался одним Анри.

– Я не удивлен, – закатил глаза актер. – Тебе же куда интереснее… – Анри запнулся и прочистил горло. – Не составишь мне компанию? Я настаиваю. Полезно иногда бывать в высшем обществе, особенно в твоём случае.

– Хорошо, – в неуверенности сказал поэт.

Анри ненадолго удалился и вернулся уже в верхней одежде.

– Что с тобой? – нахмурился театрал, внимательно вглядываясь в друга. – Что-то ты совсем перестал соображать. Почему же ты не одеваешься, чудак?

Тибо сконфуженно поступил голову.

– Я так пришел, в этой одежде.

Установилось напряжённое молчание. Анри, не шутя более, напряжённо бросил:

– Боюсь спросить…

Он вздохнул.

– Где же твой сюртук, паршивец?

Поэт напустил на себя твердый вид и дёрнул плечом.

– Я отдал его. Да, отдал, ты не ослышался. Что мне сюртук? Это вещь! Жалкая и ничтожная, но созданная, чтоб греть дрянное тело человека. Сюртук вовсе не стоит переживаний, и такую утрату я способен вынести, не переживай за меня.

Он прервал свою речь, заметив испепеляющие глаза Анри.

– Ты безнадёжный балван, – произнес актер совершенно ровным, спокойным голосом, снимая свое пальто и накидывая его на плечи Тибо. – Пойдём уже.

На улице захолодало. Тучи стягивали небо к дождю.

Тибо было очень неловко, из-за того, что Анри отдал ему собственное пальто, оставшись без верхней одежды. Друг мёрз по его вине. Но поэт до сих пор не переменил мнение о своем поступке утром, считая себя правым.

Долго они шли, храня молчание. В конце концов, Анри спросил:

– Кому ты его отдал?

«Его это так задело,» – с сожалением подумал Тибо.

– Мальчику. Ему было холодно.

Анри ничего не ответил.

Ощущая неловкость, поэт не поднимал взгляда от земли. Он помнил, что этот несчастный сюртук был подарком Анри, и от того ему становилось хуже.