– И что я тут делаю? – бормотал Тибо себе под нос. – Разве тут моё место? С этими людьми? С этими лицемерами, смотрящими на меня как на ребенка, познающего мир, взорами взрослых и опытных? Взрослых! Опытных! Да что они видели, кроме своих хором? Что они слышали, кроме придворного оркестра? Что они вообще знали, кроме своей выгоды? Готов поспорить, – ничего! И они считают, что имеют право смотреть на меня с высока. Эти жалкие баловни жизни! Рождённые в роскоши и ничего не смыслящие о мире настоящем. Для них настоящими стали иллюзии. Хотел бы я посмотреть на их подлинные лица, пронзенные удивлением, когда они увидят, как эти иллюзии рушатся. Тогда настанет наш черед смеяться! Черед натерпевшихся и больше не намеренных терпеть. О, их величают «мадам»! О, к ним обращаются «месье»! Но достойны ли они? Да. Почему? Все люди достойны. И нет! Почему? Потому что сами они брезгуют назвать бедняжку «мадам», а никому не нужного старика «месье». С чего бы им это делать? Нет, нет! Они ведь Господа, они господствуют, а значит – покровительствуют. Покровительство не подразумевает равного отношения. Вопрос: кто их просил покровительствовать?
– Полностью разделяю вашу точку зрения, – прозвучал совсем рядом незнакомый голос.
Тибо встрепенулся от неожиданности и обернулся на звук. По багровому пиджаку и седым волосам он узнал человека, о котором говорил Анри.
– Извините, что побеспокоил Вас, – искренно сказал Тибо.
– Ничего страшного, – очаровательно улыбнулся молодой человек. – Вы мне ничуть не помешали. Наоборот, мне было интересно вас выслушать. Смелые суждения всегда приятны для слушания. Чего плохого в смелости и сознании собственного достоинства? Это самые верные и нужные чувства. И ваши слова преисполнены света.
Малость смущенный, поэт пробормотал:
– Спасибо…
– Вы можете называть меня Робер, – он протянул руку. Тибо заметил, что Робер не носит перчаток, впрочем, сам он тоже был с голыми руками.
– Тибо, – представился поэт, и новые знакомые обменялись рукопожатиями.
– Я вижу Вас здесь впервые, – заметил молодой человек. – Вы пришли одни, или с кем-то?
– Я тут из-за моего друга, его зовут Анри, – Тибо бросил ищущий взгляд в марево народа. Анри пил вино с месье Вишневским и незнакомой дамой.
– Ах, Вы с Анри, – кивнул Робер, в его глазах появились искорки смеха. – Я знаком с ним. Интересный человек.
«О вас он думает обратное,» – подумал Тибо.
– Да, – протянул он вслух. – Только мне тут не по душе. Слишко много людей, а я привык к одиночеству.
– А Вы разве не знали, куда вы идете? – удивлённо изрёк Робер, преградив путь слуге с подносом и взяв бокал вина.
– Даже не представлял. – послышался ответ.
– Что ж, друг мой, это ещё не такое уж и гадкое место, хочу Вам сообщить, – собеседник осушил бокал, его щеки приобрели розоватый оттенок. – Есть места и похуже!
– Вы всерьёз? – недоверчиво произнес Тибо.
– Конечно! Поверьте мне, друг мой, я достаточно путешествовал, чтобы говорить такие вещи.
– Вы увлекаетесь путешествиями? Весьма интересно, какого это видеть чуждые пейзажи.
– Можно сказать, что это мой долг, – важно заявил Робер. – Путешествовать и выведывать всё от этой жизни. Я считаю, что каждая уважающая себя личность должна покидать стены дома хотя бы раз в полгода. Видеть и узнавать новое – вот что есть жизнь!
– Следовательно, я не люблю жизнь, – улыбнулся Тибо. – Но это не так! Зачем искать что-то, быть в постоянной погоне за знаниями, если есть твердая почва под ногами, дом и родные люди?
– Вот зачем: познание себя, других стран, другого народа – это все необходимо для развития нашего общества. Вы понимаете меня?
– Да, я понимаю, – ответил поэт, кивнув. – И, все же, я стою на своем. Мне мила эта земля, я бы не хотел ее покидать, даже на время.
Робер поискал глазами слугу с подносом; не найдя его, он посмотрел на Тибо.
– Зря, очень зря! Вы многое упускаете.
Секунду поразмыслив, он продолжил:
– Я бы посоветовал Вам поехать в Пруссию, друг мой. В Кёнигсберг, например.
Тибо пожал плечами.
– Может быть, однажды…
– Или в Россию. Вы будете просто вне себя от такой поездки, – в одно время и лукаво и серьезно проговорил Робер. – Не стоит посещать бурный Петербург или Москву, лучше отправится в любой город поменьше. А самое лучшее – сразу в деревню. Если вы не испытывали жалость, даю вам слово, что вы ее испытаете, взглянув на этих людей.
– Нищета однобока тем, что не пожалела пока ни одной страны. И не пожалеет. Однако люди имеют сострадание к ней.
– Жалеть и убиваться может каждый, но не каждый захочет положить этому конец.
Мимо прошел слуга, и в руке у Робера вновь оказался бокал вина.
– Вы не были в Америке? – продолжал беседу он.
Тибо отрицательно мотнул головой.
– Я отправлюсь туда через два месяца, – сообщил Робер. – Мне было бы приятно Ваше общество. Не желаете поехать со мной? Это не на долго – всего две недели, мы вернулись бы в конце июля.
Хладнокровный голос за спиной Тибо отчеканил:
– К огромному сожалению, месье Лавайе занят все эти месяцы.
Поэт обернулся, рядом стоял Анри.
– Да, – с лукавой улыбкой протянул Робер. – Конечно. Занят…