Друг человека

– Да, у Вас неплохо получается, – равнодушно сказал мужчина.

– Спасибо.

– Извините, что прервали вашу беседу, – разрушил Анри оковы тупикового разговора. – Мы пойдем. Хорошего вам отдыха.

Народ все заполнял зал. Прибывали новые гости. Становилось теснее.

Слуга предложил им шампанское; Тибо отказался.

– Смотри! – негромко проговорил Анри, приблизившись к уху друга. – Видишь того седого подхалима?

– В визитке?

– Нет, молодого. Он в багровом пиджаке и свободных брюках.

– Вижу, ну?

– Это Робер. Я недолюбливаю этого типа. Он нахал и нарцисс.

Тибо всмотрелся внимательнее. «Нарцисс» вел себя вполне обычно, с виду казался человеком общительным и весьма добрым. Тибо решил, что Анри преувеличивает. Стоит заметить, что главной отличительной особенностью молодого Робера были рано поседевшие волосы, что ничуть не портило его внешности. Видимо, он даже гордился этим, выделяясь из толпы.

– Не увлекайся беседами с ним, – посоветовал Анри тем же тоном.

– Почему же? Неужели он настолько плохой человек?

– Кто его знает. Я не испытываю никакого доверия к нему. Были слухи, что он водит дружбу с Марксом.

Тибо понятия не имел о том, кто такой Маркс и просто пожал плечами. Тем временем, Анри уже переключил свое внимание на других гостей и не думал оставлять друга в покое.

– Пойдём, – сказал он, толкнув поэта локтем; тот со вздохом поплелся следом.

«Так много лиц, здесь царство красок…» – устало подумал Тибо. – «Но прелесть вся – заслуга масок.»

Друзья приблизились к большой группе людей, занятой оживленной беседой. После рукопожатий Анри представил всем Тибо.

– Собственной персоной? – воскликнула барышня с жилистой и сухой шеей. – Я уже начала подозревать, что некий Тибо это ваш питомец. Вроде собаки. – она залилась крякающим смехом старой утки, а после уставила на нового знакомого добродушные тупые глаза, протягивая ему руку. – Урсула Комбер.

– Не хочу врать, но знакомство с вами не принесло мне удовольствия, – сухо произнес Тибо, учтиво здороваясь.

Опешивший Анри скосил расширенные глаза на спутника. Смех барышни в клочья разрезал изящные мелодии, наигрываемые небольшим оркестром.

– Месье Лавайе, кто же вас воспитывал? – улыбаясь проговорила она.

– Человек, заводящий речь о воспитании, сам в упор не видит нарушений элементарных правил этикета со своей стороны. – последовал ответ поэта. – Какая вам разница?

– Собственно, если Вам, месье, трудно отвечать на подобного рода вопросы, я не стану Вас более утруждать, – едким тоном произнесла мадам Комбер.

Остальные члены компании не обращали на них внимание, продолжая разговаривать. Язвительная барышня присоединилась к ним, позабыв об инцинденте. Тибо лишь молча стоял неподалеку, даже не слушая их. К нему подошёл слуга с подносом, на котором были бокалы вина, но гость вновь отказался.

Опять толчок под ребро. Теряющий терпение поэт обернулся.

– Ну что? Что ещё? – раздражённо прошипел он Анри.

– Ничего, успокойся, – ровно сказал тот. – Я лишь считаю своим долгом познакомить тебя с достойными людьми. Посмотри, – он еле заметно указал на статную фигуру в черной визитке. – Это месье Вишневский, он уже давно живёт тут, так что говорит почти без акцента. Он утверждает, что в его роду были польские князья.

– Какое мне дело?

– Прояви почтение хотя бы к его возрасту! Он участвовал в войне 1812-го, скорее всего, ему уже намного больше семидесяти.

Фигура в визитке повернулась лицом к молодым людям. Лицом, затронутым старостью, но не так уж жутко испещренным морщинами. Ровные плечи, широкая спина, подтянутое телосложение и походка, – всё говорило о военной выправке. Подойдя к слуге, держащему поднос, Вишневский взял бокал вина.

– Здравствуйте, месье! – кивнул Анри, как только тот оказался рядом.

– Месье Пеллетье? – чему-то удивился Вишневский. – Здравствуйте. Как дела в театре?

У них завязался разговор. Тибо решил отойти прочь. Ему было не интересно.

Он медленно двигался вдоль стены, с каждым шагом все глубже впадая в хмурую задумчивость. Порой ему приходилось огибать стоящих на его пути гостей, но это он уже делал неосознанно. Зудящее и кричащее чувство, что ему здесь делать нечего, развернулось в глубине души Тибо. Поначалу это чувство было отдаленным звоном, теперь же оно звучало всеми красками, словно вблизи установили колокол.