Друг моей юности

– Джорджия, послушай. Ты меня унижаешь. Ну ладно. Ладно. Может быть, я это заслужила. Да, я это заслужила. Но после того, как ты меня достаточно поунижаешь, можно мы помиримся и посмеемся над этим? Когда мы станем старухами, – я клянусь, мы будем над этим смеяться. Мы не сможем припомнить его имени. Мы будем звать его «падишах на мотоцикле». Правда.

Потом:

– Джорджия, ну что ты хочешь, чтобы я сделала? Я могу простереться перед тобой на полу. Я уже почти дошла до этого. Я пытаюсь удержаться и не развозить сопли и не могу. Я развезла сопли. Ты довольна?

Она заплакала. Джорджия надела резиновые перчатки и принялась оттирать духовку.

– Ты победила, – сказала Майя. – Я забираю сигареты и иду домой.

Она несколько раз звонила. Джорджия вешала трубку. Майлз тоже звонил, и Джорджия снова вешала трубку. Ей показалось, что его голос звучит осторожно, но самодовольно. Он опять позвонил, и голос его дрожал, словно пытаясь изобразить искренность и смирение. Только любовь, и ничего больше. Джорджия сразу бросила трубку. Она думала, что ее осквернили, что ее мир пошатнулся.

Майя прислала письмо. В нем, в частности, говорилось: «Ты, наверно, знаешь, что Майлз возвращается в Сиэтл, к домашнему очагу, так сказать. Видимо, с поисками сокровища ничего не вышло. Но ты не можешь не понимать, что рано или поздно он так или иначе уехал бы и ты бы страдала, так что можешь отстрадать сейчас и покончить с этим. Ну так, может, все к лучшему? Я не пытаюсь себя оправдать. Я знаю, что проявила слабость и повела себя как последняя вонючка. Но, может быть, все-таки давай попробуем это забыть?»

Дальше в письме говорилось, что они с Рэймондом едут в отпуск в Грецию и Турцию, как давно собирались, и она, Майя, очень надеется до отъезда получить весточку от Джорджии. Но если она ничего не получит, то поймет, что́ Джорджия хочет этим сказать, и больше не будет ей навязываться своими письмами.

Она сдержала слово. Писем от нее больше не было. Она прислала из Турции красивую полосатую ткань, большой кусок, которого хватило бы на скатерть. Джорджия сложила ее и убрала подальше. Через несколько месяцев, уезжая из дома, она оставила ткань в шкафу – пусть Бен ее найдет.

– Я счастлив, – говорит Рэймонд Джорджии. – Очень счастлив – а все потому, что меня устраивает обычная спокойная жизнь обычного среднего человека. Я не ищу каких-то глобальных откровений, масштабных драм, мессий противоположного пола. Я не иду по жизни, выискивая, как бы подбавить в нее перчику. Я могу тебе сказать откровенно: я думаю, Майя ошибалась. Я не отрицаю, что она была очень талантливая, умная, творческая и все такое, но она что-то искала – может, что-то такое, чего вовсе и не бывает. И презирала многое из того, что было у нее под рукой. Она отвергала блага, которые были ей доступны. Например, когда мы ездили в отпуск, она не хотела останавливаться в хорошем отеле. Нет. Ей нужно было обязательно отправиться в поход верхом на несчастных, забитых осликах и пить кислое молоко на завтрак. Наверно, я говорю как обыватель. Ну что ж, наверно, я и есть обыватель. Ты знаешь, у Майи было прекрасное столовое серебро. Великолепное. Передавалось по наследству из поколения в поколение. А ей было лень его чистить или сказать уборщице, чтобы почистила. Она завернула его в пакет и убрала куда-то. Убрала – такая жалость. Как ты думаешь, кем она себя воображала? Чем-то вроде хиппи? Вольного духа? Она даже не понимала, что ее свободный полет невозможен без денег. Я тебе говорю, в этом доме перебывало много вольных духов, которые не набивались бы Майе в друзья, будь она бедной.

– Я сделал все, что мог, – говорит Рэймонд. – Я хотя бы не свалил и не бросил ее, в отличие от ее принца из страны Фантазии.

Разрыв с Майей принес Джорджии мстительное удовольствие. Джорджии самой приятно, как она хорошо держалась. Глуха к мольбам. Она была удивлена, что способна на такое самообладание, такое бескомпромиссное наказание. Она наказала Майю. Через нее она наказала Майлза, как могла. Она знала, что теперь делать: надо ободрать себя как следует, очиститься от привязанности ко всем дарам этих двух бледных фокусников. Майлз и Майя. Оба – ускользающие, переливчатые: лгуны, соблазнители, мошенники. Следовало ожидать, что после такого бичевания она спрячется обратно в панцирь своего брака, запрет двери и будет, как никогда, ценить то, что имеет.