Учился Игорь хорошо, у него был твердый до упрямства характер. Как и положено отцу, Николай Петрович мог прощать сыну многое, хотя его отцовские чувства нередко подвергались жестоким испытаниям. А однажды — это было как удар — Игорь пришел из института и заявил:
— Учиться больше не буду. Не хочу, надоело!
— А чего ты хочешь?
— Хочу пожить без дурацких лекций, экзаменов и зачетов. Институт от меня никуда не уйдет, а молодость пропорхнет — только ее и видел.
— Выбрось эту блажь из головы, слушать противно.
— Папа, я серьезно!
— А мне шутить с тобой недосуг!
Игорь обиженно взглянул на отца:
— Тебе недосуг поговорить со мной...— И добавил резко: — Как можешь ты воспитывать своих матросов, если не умеешь понять собственного сына!
— Эк куда хватил! — Николай Петрович остановился в недоумении. — Да знаешь ли ты, что я в твои годы в окопах мерз, жизнь на земле защищал...
— Ой, не надо громких слов, — поморщился Игорь.— Я же знаю, о чем сейчас начнешь говорить. Вы, мол, отвоевали нам счастье... Спасли мир... Газетные истины. Скучно, понимаешь?
— Скучно, говоришь? — У Николая Петровича задрожала нижняя губа, он хотел еще что-то сказать, но не нашел нужных слов и ударил сына по щеке.
На следующий день Игорь собрал чемодан и уехал. А через некоторое время от него пришло письмо из Риги — ровное, сдержанное, но без извинений. Он писал, что плавает на траулере, ловит рыбу. Обида на сына была очень велика, хотя мичман Николай Смирнов считал виноватым и себя. Вскоре он ушел на пенсию. А Игорь на свою рыбацкую судьбу не жаловался. Два раза сходил в Атлантику, просолился морскими ветрами. Может, поэтому и служить он попросился на флот...
Николай Петрович сложил газету и хотел сунуть ее в карман.
— Разрешите, пожалуйста, — вдруг обратился к нему лейтенант, — взглянуть, что в мире творится.
— В мире интересного много. — Николай Петрович протянул ему газету и спросил:
—Должно, из училища только, к новому месту службы следуете?
— Не угадали. К старому месту. На корабль возвращаюсь.
«Так и есть: гордец!» — заключил Николай Петрович и на всякий случай поинтересовался:
— А может, вы вместе с моим сыном служите? Смирнов... Игорь. Старший матрос... Не слыхали о таком?
— Нет, не слыхал.
— Баламутный парень... — Николай Петрович хотел добавить слово «был», но лейтенант не дослушал его, сказал:
— Если дома баламутил, значит, и на службе продолжает. — После короткой паузы многозначительно добавил: —Проблема времени: молодежь не устраивают старые методы воспитания, а новых родители пока не изобрели. Нам, военным, это хорошо видно, потому что на службе обнажаются все промахи домашнего воспитания.
«Никакой ты службы еще не знаешь, соколик, — подумал Смирнов. — Без году неделя, как погоны надел, а уже: нам видно... проблема времени...»
Вслух он сказал:
— Все верно. Молодежь нынче не та, что была раньше. Хлопотней стало родителям.
Лейтенант навязывал тему разговора:
— Великое дело, когда родители постоянно чувствуют ответственность за воспитание детей. Вот вы беспокоитесь, хотите помочь командиру. А другие сбагрят сына, да еще и требуют: мол, перевоспитайте его.
Николаю Петровичу стало не по себе от похвалы лейтенанта. Он не заслуживал ее хотя бы потому, что не сумел когда-то перестроить свое отношение к Игорю. Все считал его ребенком и думал, что просто отцовских прав ему хватит еще надолго. А оно вышло по-другому.
На похвалу лейтенанта Николай Петрович ответил:
— А может, я не помочь, а помешать кому-нибудь хочу. Человеку нужна не только помощь, но иной раз и помеха. Смешаешь его благополучную картотеку, смотришь, он ночь не поспит в тоске и тревоге.
—- Не понимаю, зачем это? — удивился лейтенант.
— Ум надо будоражить, иначе застояться может.
Уточнять свою мысль Николай Петрович не стал.
Зачем кому-то поверять, что усомнился в сыне, что не мог принять за чистую монету все, о чем тот писал ему?
Умудренный опытом, многое повидавший на своем веку, Николай Петрович привык видеть жизнь со всеми ее трудностями и противоречиями. Он не хотел, глядя на радугу, замечать только яркие тона. А Игорь о своей службе писал только в радужных красках, в каждом его письме была сплошная похвальба. То его объявили отличником, то он сдал испытания на классность. Освоил смежную специальность. Наконец, его назначили командиром отделения. И все это в течение одного года.
Нет, не мог Николай Петрович поверить в такое. Он слишком хорошо знал корабельную службу, а потом... у него были основания сомневаться в сыне. Ему не нравились в Игоре чрезмерная самоуверенность и бесшабашность...
В окне замелькали дома с высокими остроконечными крышами. Слева неожиданно открылось море. Оно было совсем тихое, вяло-сиреневое, а к горизонту густо-синее, с белесыми полосами течений в легкой серебряной чешуе. Лицо Николая Петровича оживилось. В глазах вспыхнули искорки радости. Он любил море, поэтому не мог смотреть на него без волнения.