Друг вице-короля, или Король мошенников

Без пяти три на следующий день сторонний наблюдатель мог полюбоваться — и это не преувеличение, — как Саймон Карн неспешно шагает от Эпсли-хауса к Глостер-плейс. Добравшись до резиденции лорда Уэлтершолла, он обнаружил длинный ряд экипажей, выстроившихся вдоль тротуара. Седоки высаживались у дверей его светлости. Карн последовал в дом за потоком гостей и поднялся по лестнице в огромную гостиную, где должно было проходить собрание. Набралось уже около ста человек, и не приходилось сомневаться, что, если гости продолжат прибывать с прежней скоростью, вскоре в комнате не останется места. Увидев возле двери леди Кэролайн, которая приветствовала друзей, Карн поспешил пожать ей руку.

— Как хорошо, что вы пришли, — сказала она, беря гостя за руку. — Помните, сегодня мы ждем от вас воодушевляющей речи. Нам нужны слова, которые воспламенят всю Англию и затронут сердце каждого мужчины и каждой женщины в нашей стране.

— Вернее, затронут их кошельки, — заметил Карн с тонкой улыбкой.

— Будем уповать, что нам удастся и это, — ответила леди. — А теперь не будете ли вы так любезны пройти на возвышение в том конце комнаты? Если не ошибаюсь, лорд Лейверсток там беседует с моим мужем.

Карн поклонился и зашагал, куда было велено.

Как только стало известно, что все знаменитости прибыли, собрание объявили открытым, и начались речи. Хотя среди них попадались и недурные, никто не сомневался, что “гвоздем” вечера станет обращение Карна. Он был прирожденным оратором, а главное, хоть его и предупредили лишь накануне, он успел досконально ознакомиться с вопросом. Красивое лицо Карна горело волнением, звучный голос оглашал просторную комнату, подобно трубному гласу. Оратор сел под грохот аплодисментов. Лорд Лейверсток подался к нему и пожал руку.

— Завтра утром вашу речь будут читать по всей Англии, — сказал он. — Благодаря ей фонд получит не одну тысячу фунтов. От души поздравляю вас.

Саймон Карн подумал, что если речь действительно принесет то, на что он рассчитывал, тогда в свете будущих событий ему и впрямь можно от души себя поздравить. Впрочем, он скромно принимал изливающиеся на него похвалы, и, пока следующий оратор кое-как пробирался сквозь дебри собственного красноречия, Карн развлекался, рассматривая лица собравшихся и гадая, что они скажут, когда узнают о сюрпризе, который он намеревался им преподнести. Через полчаса, когда избрали комитет и собрание закончилось, он простился со знакомыми и отправился домой. В тот вечер Карн ужинал у себя, намереваясь затем отправиться в клуб, а между десятью часами и полуночью заглянуть на один прием и два бала. После ужина, однако, он передумал; наказав Раму Гафуру никого не пускать и велев отложить экипаж, он отправился в кабинет, заперся и принялся курить и раздумывать.

“Гвоздем” вечера стало обращение Карна.

Карн поставил перед собой задачу, которая загнала бы в тупик и такого великого интригана, как Макиавелли. Впрочем, он не намерен был отступать. Карн твердил себе: должен быть какой-нибудь способ осуществить эту идею, а значит, он непременно его найдет. Он обдумывал бесчисленные планы — и всякий раз спустя несколько мгновений обнаруживал какую-нибудь мелочь, делавшую их абсолютно невыполнимыми.

Внезапно, отбросив карандаш, Карн вскочил и принялся энергично мерить комнату шагами. Судя по выражению лица, он напал на мысль, которая обещала оказаться плодотворной. В тридцатый раз дойдя до камина, Карн остановился и посмотрел на каминную решетку. Постояв так несколько секунд, он отвернулся и, сунув руки в карманы, торжественно произнес:

— Да! Думаю, это вполне можно устроить.

Какая бы мысль ни привела его к такому заключению, не приходилось сомневаться, что Карн ощутил изрядное удовлетворение. Впрочем, он не спешил хвататься за дело немедленно, а продолжал обдумывать детали плана, пока не довел его до совершенства. Была уже почти полночь, когда он наконец успокоился. Затем, следуя неизменной в подобных случаях практике, Карн вызвал неподражаемого Бельтона. Впустив камердинера в комнату, он велел запереть дверь. К тому времени Карн успел закурить новую сигару и вновь занять позицию на каминном коврике.

— Я послал за вами, чтобы сообщить, что я решил осуществить одну небольшую затею, по сравнению с которой все, что я проделал до сих пор, покажется пустяками.

— Что вы задумали, сэр? — спросил Бельтон.

— Я вам расскажу, но только не пугайтесь. Если коротко, то я намерен присвоить огромную сумму денег, которую расточительная английская публика извлекла из своих карманов, желая помочь обитателям Канарских островов, пострадавшим от недавнего ужасного землетрясения.

На лице Бельтона отразилось изумление.

— Но, сэр, — возразил он, — главой фонда является маркиз Лейверсток, а вы — один из главных членов комитета.