Другая Болейн

Она отвернулась, подошла к окну. Я притворялась, будто читаю книгу, низко склонила голову и быстро водила пальцем по строчкам, но в глазах все расплывалось. Тайком мы оба — король и его бывшая любовница — наблюдали за Анной. Плечи слегка сгорбились, кажется, пытается сдержать рыдания. Потом спина расслабилась, она обернулась — в глазах слезы, от гнева щеки порозовели, вся волнение, вся возбуждение. Приблизилась к королю, нежно тронула его за руку.

— Прости меня, — проворковала она, — прости меня, любовь моя.

Он взглянул на нее, не веря такому счастью. Распахнул объятья, она уютно устроилась у него на коленях, обняла его за шею, прошептала:

— Прости меня.

Я тихонько поднялась, по кивку Анны выскользнула из комнаты, с порога услышала ее слова:

— Хорошо, я побуду в лондонском доме, а ты оплатишь мой рождественский пир.

Королева приветствовала меня легкой улыбкой победительницы. Ей, бедняжке, казалось — нет Анны, нечего и опасаться. Он не знала, какую епитимью наложила Анна на короля в качестве платы за отсутствие на рождественском пиру. Она ни о чем не догадывалась, хотя весь двор прекрасно понимал, что вежливое обхождение короля ни о чем не говорит.

Но она недолго находилась в неведении. Генрих ни разу не отобедал с ней наедине. Он вообще ни разу не остался с ней один на один, всегда в чьем-то присутствии. Не протанцевал с ней ни единого танца. Сказать по правде, он вообще не танцевал, только наблюдал за другими танцорами. Время от времени придворные кавалеры кружили перед ним новых красоток — юную наследницу из семьи Перси, следующую девчонку из рода Сеймуров. Кто только мог добиться места при дворе, прислал свою молоденькую чаровницу — вдруг удастся заполучить короля и стать новой королевой. Но король ни на кого не обращал внимания. Сидел утомленно рядом с женой, весь в мечтах о своей собственной красавице.

Вечером королева долго-долго стоит на коленях на молитвенной скамеечке, многие придворные дамы уже дремлют, ждут не дождутся, пока уже она нас отпустит. Когда королева наконец встала после молитвы, оказалось, что не сплю я одна.

— Ну вот, сколько же здесь Петров, — с грустью оглядела неверных слуг королева.

— Мне очень жаль, ваше величество.

— Похоже, здесь она или не здесь, ничего не меняется, — промолвила брошенная бедняжка. Склонила голову, будто головной убор слишком тяжел. Я отколола булавки, сняла с нее чепец. Как же поседели у нее волосы! За последний год она больше постарела, чем за пять предыдущих.

— Нет, нет, просто страсть, страстишка. Он выше этого. — Похоже, королева говорила сама с собой. — Она ему скоро надоест, как все остальные. Бесси Блаунт, ты, а теперь вот Анна.

Я молчала.

— Сколько бы эта чаровница ни старалась, главное — ему не впасть в грех против Святой Церкви, я только об этом молюсь: „Господи, не дай ему впасть в грех“. А ко мне он вернется.

— Ваше величество, — тихонько начала я. — А если не вернется? Если признают ваш брак недействительным, если он женится на ней? Куда вы пойдете? Есть у вас убежище на случай крайней нужды?

Усталые голубые глаза взглянули на меня, словно королева Екатерина только что меня заметила. Протянула руки, чтобы удобнее было снять с нее платье, повернулась спиной, я заметила раздраженную от власяницы кожу. Ничего не сказала, помнила — она не любит, когда другие это видят.

— Я не готовлюсь к поражению, не желаю так низко падать. Уверена — Бог приведет Генриха обратно и мы снова будем счастливы вместе. Я знаю, моя дочь станет королевой Англии, лучше королевы не найти, уверена. Ее бабка — Изабелла Кастильская, какие тут сомнения, что женщина может править целым государством. Царствование нашей дочери войдет в историю, а король до самой моей смерти останется тем, чем был, когда мы только встретились, — Генрихом Верное Сердце, вот кем.

Она встала и ушла в спальню, служанка, дремавшая у огня, вскочила, взяла у меня платье и чепец королевы.

— Благослови тебя Господь, — сказала Екатерина. — Можешь отпустить всех остальных, пусть отправляются спать, чтобы не опоздать завтра утром на мессу. И ты тоже, Мария, я люблю, когда мои придворные дамы приходят на мессу.

Лето 1530

Я скачу по дороге в Гевер, окруженная целой армией слуг, впереди развевается один штандарт семьи Говардов, позади другой, а все остальные путники, попадающиеся нам навстречу, жмутся к придорожной канаве. Кругом пыльные изгороди и выгоревшая трава — весна была совсем сухая, все предсказывает плохой год, недолго и до чумы. Но по обеим сторонам дороги уже сложено в стога сладко пахнущее сено, пшеница и рожь поднялись выше колен, наливаются колосья, зеленеют поля хмеля, яблоневые сады роняют лепестки, они, словно снег, покрывают траву под деревьями.

Я не могу сдержаться, напеваю веселую песенку, радуюсь этой скачке по милой Англии, по полям и лугам. Теперь можно забыть про королевский двор и скорее, скорее к детям. Отрядом командует один из приближенных дядюшки, Уильям Стаффорд, его лошадь рядом с моей.

— Столько пыли! Как только выберемся подальше от города, прикажу отряду скакать позади.