Другая дверь

– Ай ниид зе рум… – твердо сказал Прохоров. И потом в памяти всплыло невесть откуда взявшееся немецкое слово – Раум…

Опять что-то пролаяли в ответ…

Показалось ему или прозвучало слово «гелт»?

Он полез в карман, достал сто марок, показал их «оку».

Загремели засовы, долго гремели, но дверь всё-таки открылась…

Перед Славой стоял пожилой горбатый мужчина и недружелюбно смотрел на него. Захлопнул дверь, протянул руку…

Опять что-то сказал, явственно прозвучало слово «гелд» или «гелт».

Прохоров вопросительно поднял голову, потом опустил – такой своеобразный кивок, только в противоположную сторону.

Однако хозяин понял и ответил односложно:

– Зеке…

Слава достал десятку, повертел в руках, сдачи явно дождаться не получится, а у него теперь, почему-то это он помнил, каждая копейка на счету.

Хозяин неотрывно смотрел на деньги, и тогда наш герой сообразил, что делать. Видимо, сознание медленно, но возвращалось к нему, раз он начал не только мерзнуть, но и соображать:

– Чай… – сказал он, стуча зубами, потом спохватился, – Тин…

Как же будет по-немецки?

Или не выпендриваться и согреться так, как только и должен греться русский человек?

– Шнапс… – сказал он, затем показал, что кладет что-то в рот, – Унт… унт…

Он попытался вспомнить, как по-немецки будет хоть какая-то еда, однако этого не понадобилось…

– Ессен… – даже не спросил, а, улыбнувшись, сказал хозяин.

И лицо его вдруг преобразилось, стало совершенно человеческим и даже симпатичным.

– Фолген зи мир… – продолжил он и начал подниматься по лестнице.

А наш герой поплёлся за ним…

52

Водка не только согрела нашего героя, он и выпил-то всего грамм сто, но и послужила седативным средством. Несмотря на всё, что произошло вчера, он уснул и даже проспал несколько часов.

Нельзя сказать, что проснулся сильно посвежевшим, но, по крайней мере, с ног не падал и что-то начал соображать. Про ноги он понял, пока добирался до туалета в коридоре (добрался), а сейчас сидел на постели, полуодетый, и одна часть его сознания требовала кофе, а другая заставляла не дёргаться и сидеть тихо, пока во всём не разберёмся и каких-то решений не примем.

Серое утро было под стать настроению Прохорова.

Он почти невидящими глазами смотрел в окно, которое выходило, как и полагалось в мрачном романе про город, на какую-то глухую кирпичную стену, и пробовал включить мозг и заставить его думать.

Ничего не получалось, наверное, кроме вкуса и несколько ободряющего действия, кофе имело ещё одно свойство – оно было знаком, запуском условного рефлекса: настало утро, пора просыпаться. Многолетнее употребление не могло так не отпечататься в сознании, а сейчас этой заводной ручки не было, и механизм включаться не хотел.

Или он всё-таки сам заклинил устройство, чтобы не разорвало мозг?

Но по-любому, для того, чтобы подкинуть в топку, нажать кнопку и вообще начать жить, нужно было ответить (это он, как ни странно, осознавал) на два вопроса – входит ли завтрак в цену номера и во сколько в таком случае он начинается?

И второй, не менее важный – сколько вообще сейчас времени и открылись ли уже уличные кафе?

Начнём со второго…

Потому что, собравшись на улицу, легко отменить выход, если внизу он увидит маленькую комнатку со столами и за ними сидящих с чашкой кофе в руках людей. А идти сейчас искать (если завтрак здесь не в традиции) хозяина и столовую – глупо, просто потому что, возможно, ищешь то, чего нет в природе…

Как же неудобно без часов, хотя бы в телефоне…

Он подошёл к окну, из-за которого слышался явный шум. Однако природу его Слава, как ни старался, пока определить не мог. Тем не менее, шум был не ночным, потому что ночной – всегда одиночный. Вот прошёл человек, вот проехала машина, вот залаяла собака, вот где-то вдалеке стучат колеса поезда…

Конечно, такие звуки могли быть и более-менее постоянными: подгулявшая компания стала под твоими окнами и болтает о чём-то или уже переругивается, машина катается по улице из конца в конец, разворачивается и движется обратно, собака завелась и никак не может заткнуться, поезд маневрирует и колёса стучат долго – но это все легко отличимо…

Хорошо бы глянуть хоть одним глазком на улицу, но как ни старался Прохоров, однако увидеть что-то из окна не получалось (а открыть раму он не рискнул).

Слева звуки какие-то все повторялись и повторялись…

Вот опять…

Он прислушался, да, так и есть – смесь шагов и тихих разговоров…

Утро…

Люди идут на работу или на станцию городской железной дороги (сегодня сказали бы «метро»), чтобы доехать до этой самой работы.

И значит, кофе уже можно найти…

Он поплескал себе в лицо воды из жестяного умывальника на стене, почистил пальцем зубы и начал одеваться, ловя себя с удивлением на том, что вот на такое довольно сложное умозаключение его хватило…

Или он сам себе его разрешил?

Или просто проснулся?

Или работает только та часть головы, которая отвечает за кормёжку и стимуляторы?