Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

К сожалению, путь от этих предложений до окончательных формулировок преступлений против личности в Уголовном кодексе РСФСР 1922 года (одобренном коллегией Народного комиссариата юстиции 21 декабря 1921 года)[511] остается неясным. Согласно протоколам коллегии, в течение восемнадцати месяцев, разделяющих время завершения работы Козловского над проектом и окончательное одобрение Уголовного кодекса, «специальная комиссия ученых общеконсультационного отдела НКЮ» под руководством П. А. Красикова и А. А. Саврасова занималась значительной доработкой языка статей[512]. Консультации между коллегией и Институтом советского права привели в конце 1921 года к тому, что институт выдвинул собственный проект кодекса, который был отвергнут комиссариатом по причине «буржуазной» направленности[513]. В декабре 1921 года заседание коллегии одобрило окончательную формулировку главы, касающейся преступлений против личности. В числе присутствующих были Красиков и Черлюнчакевич, председательствовавший в суде над Палладием. В работе коллегии участвовал и Н. В. Крыленко, который позже, уже будучи народным комиссаром юстиции, будет публично настаивать в 1934 году на отмене революционного решения о декриминализации мужеложства[514]. В январе 1922 года Комиссариат юстиции напечатал отдельным изданием измененный текст проекта Уголовного кодекса и представил его для обсуждения Совету народных комиссаров (Совнаркому) и Центральному исполнительному комитету Всероссийского съезда Советов (ВЦИК). После обсуждения в Совнаркоме в феврале 1922 года, на заседаниях комиссии и на пленарных заседаниях ВЦИК в мае того же года Уголовный кодекс РСФСР был утвержден – и введен в действие с 1 июня 1922 года[515].

Язык модерности

В своем окончательном варианте российский Уголовный кодекс 1922 года радикально обновил архаический язык предложений Козловского 1920 года. Его минималистские формулировки сохранили основную концепцию полового преступления как нарушения прав человека на «жизнь, здоровье, свободу и достоинство личности»[516]. Для определения половых правонарушений Козловским в его черновике использовались юридические термины времен царизма. Все они были изъяты[517]. Мужеложство и кровосмешение вообще не упоминались в новом кодексе. Архаичные названия половых правонарушений были переформулированы с использованием терминологии судебной медицины и даже языка журналов регистрации приводов в милицию[518]. Пороги согласия (возраст, в котором половая свобода личности признавалась государством) были медикализованы: отныне они определялись не возрастом, а понятием «половой зрелости», о которой в каждом отдельном случае требовалось заключение медицинских экспертов. Человек, достигший половой зрелости, мог дать согласие на половое сношение, лишение девственности или на «извращенные формы» полового поведения[519]. Эти новые формулировки были призваны показать, что половые преступления должны преследоваться из соображений охраны общественного здоровья и порядка, а не ради религиозной или идеалистической морали. При введении в 1926 году пересмотренного Уголовного кодекса РСФСР эти формулировки и принципы были подтверждены, а запрет однополых отношений снова не был включен в кодекс[520].