Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

В последние годы царизма, когда в условиях псевдоконституционного правления – результата революции 1905 года – цензура ослабла, в художественной литературе авангарда, журналистике, сатире и научно-популярных трудах зазвучали гомосексуальные голоса (и пародии на них). «Странный субъект» появился в публичной сфере и потребовал толерантности и уважения к «третьему полу» с отвагой и непринужденностью, которые не всегда характеризовали такие его призывы в Европе. Некоторые встретили эти заявления смехом и грубыми пародиями. Издатели воспользовались новоиспеченными возможностями свободы печати и взялись публиковать спекулятивные трактаты, написанные беспристрастным языком медицины, но, по сути, приглашавшие подсматривать извне за гомосексуальными субкультурами российских и европейских столиц. Все в большем количестве научно-популярная литература – как отечественная, так и зарубежная – просвещала непрофессионального читателя относительно «сексуальных психопатологий» или «третьего пола».

Рост осознанности о развитии в Европе идей относительно «гомосексуалиста» сопровождался либеральными атаками на устаревший и деспотичный статут против мужеложства. В России именно либеральные юристы, а не гомосексуалы, выдвигали наиболее убедительные аргументы против этого закона. Либералы предлагали убрать моралистическую сосредоточенность закона на одном-единственном противоестественном акте, который (как и прочие формы аморального поведения), считали они, следовало относить к сфере частной жизни и устранять путем просвещения. Либералы выступали за право совершеннолетнего человека на частную жизнь и добровольные половые отношения в рамках закона, основанного на всеобщих и универсальных принципах. Однако попытки создать правовое государство в условиях монархической Думы или Февральской республики 1917 года политически были обречены на провал, и либеральные защитники гомосексуальной эмансипации оказались не у дел после Октябрьской революции 1917 года.

Победившие в России социал-демократы были носителями противоречивых традиций. С одной стороны, они обращались к либертарианству в выстраивании политики касательно половых отношений между совершеннолетними, а с другой – прекрасно сознавали, что в новом обществе будет социальная претензия к полу, которая будет выработана в рамках рационалистической политической идеологии и современной медицины. Это противоречие определило подход к однополой любви на протяжении большей части послереволюционного десятилетия. Несмотря на такой конфликт ценностей, было достигнуто согласие относительно формы регулирования, подходящей для социалистического общества. В период своего главенства в Народном комиссариате юстиции юристы из числа левых эсеров намеренно изъяли из подготавливаемого ими проекта Уголовного уложения запрет на добровольное мужеложство. Двумя годами позже, когда большевистские законодатели вновь обратились к проблеме кодификации, они приняли такое же намеренное решение. Законодательство, которое они в итоге одобрили, секуляризировало и модернизировало язык, которым говорили о нарушениях половой свободы личности и половой неприкосновенности. Религиозная терминология при описании физических актов была заменена судебно-медицинской и криминологической, а перечень половых преступлений был упрощен. Статус гомосексуальной любви, казалось, был прояснен отсутствием в этом кодексе наказания за мужеложство между согласившимися на него взрослыми. Отмена этого запрета была настоящим политическим достижением, а Советская Россия была самой значительной мировой державой, декриминализовавшей мужскую однополую любовь, со времен революционной Франции. Тем временем, в других странах приговоры за подобные «преступления» колебались от пяти лет за «противоестественный порок» в Германии до пожизненного тюремного заключения за «мужеложство» в Англии[531].

При всем том медикализация половых преступлений, которая сопутствовала амбициям нового законодательного режима, предоставляла милиции, юристам и медицинским чиновникам возможность продолжить регулирование сексуально-гендерного диссидентства.

Глава 5 Извращение или извращенность?

Медицина, политика и регулирование сексуально-гендерного диссидентства после декриминализации мужеложства

Как советская власть понимала и регулировала однополую любовь? В 1922 году один амбициозный молодой психиатр, нимало не сомневаясь, что последние научные достижения подвигают нас к рассмотрению этого вопроса исключительно с медицинской точки зрения, писал: