Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

Тем не менее юристы, касавшиеся этого вопроса, не были единодушны в понимании, как действовать в отношении «гомосексуалистов». Сомнительно, чтобы статья «Процессы гомосексуалистов» отражала мнение всех правоведов, и вряд ли представители власти в провинции внимательно читали и следовали анонимным рекомендациям журнала Комиссариата юстиции[539]. Сам автор статьи констатировал, что высшие органы юридической власти не выработали «руководящего взгляда на этот предмет». Его рекомендации были изложены осторожным языком юриста, выражающего собственное мнение, а не уверенным тоном бюрократа, оглашающего директиву с трибуны наркома[540]. Юридические комментарии к новому уголовному кодексу Советской России обходили эти рекомендации вниманием по меньшей мере столь же часто, как и соглашались с ними, но, что примечательно, никто никогда не упоминал об этой анонимной статье[541]. Отсутствие в новом УК РСФСР 1922 года запрета мужеложства воспринималось многими советскими законоведами как прогрессивная мера. По мнению одного из юристов, мужеложство было декриминализировано, потому что:

Наука, а вслед за ней некоторые законодательства отреклись от кары, став на точку зрения, что совершение акта мужеложства с<о> взрослым ничьих прав не нарушает и что последние вольны проявлять свое половое чувство в любых формах, что вторжение права в эту область является пережитком воззрений Церкви и идеологии греховности[542].

Следовательно, совершеннолетних, совершавших добровольные однополые акты, можно было считать теми, кто выиграл от сексуальной революции. Наука освободила их, победив религиозные предрассудки. Другие юристы открыто ссылались на авторитет медицины чтобы оправдать декриминализацию мужеложства, указывая на ряд теорий происхождения однополого влечения, начиная от психопатологической неустойчивости и заканчивая недавними биологическими гипотезами Ивана Блоха, Магнуса Хиршфельда и Ойгена Штайнаха[543]. Ученые также приводили в пример историю смягчения и отмены уголовных наказаний за гомосексуальные акты, отмечая, что «более гуманная точка зрения» способствовала постепенному смягчению кары в европейском законодательстве[544].

Мнение психиатров, включая Бехтерева, также противоречило анализу Г. Р. Их статьи, посвященные тем же случаям, которые описывались в «Процессах гомосексуалистов», с очевидностью показывали, что аноним выражал лишь одно из мнений по данному вопросу. В 1927 году московский психиатр А. О. Эдельштейн описал историю «трансвестита» и «гомосексуалистки» Евгении Федоровны М., чьи действия весьма напоминали поведение Евгении из вышеназванной публикации журнала Комиссариата юстиции 1922 года[545]. Психиатр сухо отмечал факт того, что в 1922 году Комиссариат юстиции признал законность брака его пациентки с другой женщиной «по обоюдному согласию»[546]. В обеих статьях может описываться одна и та же Евгения/Евгений. Но, даже если это и не так, в статье Эдельштейна указано, что законность однополого брака его пациентки была признана в 1922 году официальными лицами. Юридические рекомендации, озвученные в «процессах гомосексуалистов», определенно не были поддержаны юристами, расследовавшими дело женщины, в конце концов ставшей пациенткой Эдельштейна[547].

Медицинские статьи, посвященные случаю с «клубом педерастов», противоречили той трактовке заключения психиатрической экспертизы, которая приводилась в статье Комиссариата юстиции в 1922 году. Психиатрами также ставилось под сомнение указанное в публикации время проведения этого процесса[548]. Как и в случае дел женщин, по имеющимся сведениям, невозможно достоверно установить соответствие между петроградским рейдом на частную вечеринку, где солдаты и другие мужчины разыгрывали костюмированную свадьбу, описанную в еженедельнике Комиссариата юстиции, и похожим случаем, описанным по отдельности петроградскими психиатрами Бехтеревым и его учеником В. П. Протопоповым[549]. Но обстоятельства случаев столь схожи и неординарны, что заставляют предполагать: разговор идет об одном и том же. Даже если это не так, мысль о том, что стратегия, изложенная в «Процессах гомосексуалистов», всецело отражала советский подход к однополым отношениям, представляется несостоятельной, если сравнить эти две точки зрения на события.