Другая королева

1. Под камнем в саду, принесено мальчиком-садовником, который слишком прост, чтобы понять, что шиллинг, засунутый под край письма, был платой за то, чтобы доставить его лично ей, тайно.

2. Запечено в особом рождественском хлебе для нее, от моего собственного пекаря.

3. Зашито в шелковое платье, подарок от друзей из Парижа.

4. Вложено между страницами книги от испанского шпиона в испанских Нидерландах.

5. Завернуто в отрез камчатной ткани из Эдинбурга.

6. Принесено одним из ее почтовых голубей бог весть откуда, но я им особенно обеспокоен, поскольку птица не была усталой после долгого перелета; кто бы его ни послал, он рядом, он под рукой.

7. Засунуто под ее седло, где я нашел его, когда подсаживал ее на лошадь для прогулки. Она рассмеялась, словно это не имеет значения.

8. В ошейнике ее собачки. Последние два, должно быть, принесли люди из моих домочадцев, которые служат гонцами ее друзьям. Почтового голубя она обучала сама, сказав мне, что хочет завести ручных голубей. Я, дурак, подарил их ей сам.

– Это должно прекратиться, – говорю я ей.

Я стараюсь, чтобы голос мой звучал сурово, но она купает собачку, и на ней полотняный фартук поверх платья, покрывало отложено в сторону, и волосы рассыпались из-под шпилек. Она прекрасна, как прачка в сказке, и смеется, когда песик плещется в лохани и вырывается, когда она пытается его удержать.

– Чюсбеи! – радостно восклицает она, увидев меня. – Мэри, возьмите малыша Пеша, он слишком скверно себя ведет и слишком мокрый.

Песик вырывается и яростно отряхивается, окатывая нас всех. Королева хохочет.

– Возьмите его! Возьмите! Vite! Vite![32] И высушите!

Я придаю лицу серьезное выражение.

– Думаю, вам бы не понравилось, если бы я забрал его у вас навсегда?

– Вовсе нет, – отвечает она. – Но зачем вам творить такие жестокости? Чем Пеш вас обидел?

– А если я откажусь давать вам книги, или новую ткань на платья, или не позволю вам гулять в саду?

Она поднимается на ноги и снимает фартук – движение такое домашнее и обыденное, что я едва не ловлю ее руку и не целую, словно мы молодожены в нашем собственном маленьком доме.

– Милорд, вы за что-то на меня обижены? – спрашивает она. – Зачем вы так мне угрожаете? Что-то случилось? Бесс на меня пожаловалась?

Я качаю головой.

– Дело в ваших письмах, – говорю я. – Вы, верно, велите вам писать. Я нахожу письма повсюду. Стражники приносят мне по одному почти каждый день.

Она пожимает плечами, типичный жест, чтобы на французский манер сказать: «Не знаю, мне нет до этого дела».

– Пф, что я могу сделать? Англия полна тех, кто хочет, чтобы меня освободили. Они будут мне писать, спрашивая, не могут ли помочь.

– Они нас погубят, – настоятельно произношу я. – Погубят вас и меня тоже. Вы не думаете, что у Сесила есть шпион прямо в этом замке? Не думаете, что он знает, что вы каждый день пишете и что вам пишут? Что он читает, что вы написали, и все письма, что приходят вам? Сесил – хозяин всех шпионов Англии, он наверняка знает куда больше, чем я. А ведь даже я знаю, что вы состоите в постоянной переписке с французами и испанцами, и теми, чьих имен я не знаю, кто все время пишет вам тайной грамотой, спрашивает, в добром ли вы здравии, нужно ли вам что-нибудь и когда вас освободят.

– Я королева, – просто отвечает она. – Принцесса крови. Король Испании, король Франции и император Священной Римской империи – мои родственники. То, что короли Европы пишут мне, правильно, так и должно быть. И то, что их люди считают, что лучше писать мне тайно, это знак того, что меня похитили и удерживают незаконно. Они не должны опасаться писать мне открыто; но из-за того, что я заточена без причины, – а тому нет никакой причины, – они не могут этого делать. Что до остальных – я не могу помешать верным сердцам и почтительным умам мне писать. Я не могу помешать им писать, да и не стану. Они хотят выразить любовь и верность, и я рада, что они мне их предлагают. В этом не может быть ничего дурного.