Другая материя

Мне Ольга Григорьевна всё время говорила, что мне надо как-нибудь по учёбе уехать за границу и там остаться. Она очень любила рассуждать о разных общественных вопросах, и, как я понимаю, они с дедом Андреем вели бурные интеллектуальные беседы. Дед Андрей рассказывал мне про книгу Поппера «Открытое общество и его враги» и говорил о преимуществах открытого общества и о том, какие неправильные вещи происходят в России. Ольга Григорьевна опекала свою больную шизофренией сестру, которая жила там же в деревне, когда не лежала в дурдоме, и больную шизофренией дочь, высылала ей деньги в Омск, откуда сама была родом. Летом они жили в украинской деревне, а зимой в Петербурге, где дед Андрей с его колоритной внешностью пожилого бородача работал натурщиком в художественном училище, а Ольга Григорьевна – уборщицей. Дед Андрей рассказывал мне, что однажды Ольга Григорьевна очень заинтересовалась вопросом, есть ли жизнь после смерти, стала изучать всю возможную литературу как за, так и против и, прочитав кучи книг, сказала, что пришла к выводу, что, к сожалению, жизни после смерти нет.

Но вернёмся в Субботовку, в то блаженное лето. Я помню сухие холмы с колючей травой и всюду разбросанные красно-рыжие черепки трипольской культуры. Дед Андрей увлекался археологией и собирал их целыми мешками. Что-то райское было в воздухе. Деревня эта на самом берегу Днестра, а с другой стороны реки – поросшие лесом холмы, это уже Молдова. Повсюду была разлита какая-то особая прозрачность. Вода Днестра была зеленоватой, и над рекой медленно летали аисты. Лес на холмах тоже был не похож на наш северный лес: совсем другой, широколиственный, из бука и граба. Старушки в платочках ковыляли по колдобистой дороге, галдели гуси, блеяли козы, мычали коровы. Дед Андрей рассказывал страшные истории о том, что тут недавно происходило. Молодой пастух убил и изнасиловал девушку, долго скрывался в лесах, воровал по ночам хлеб и водку, но потом его всё же поймали и посадили в тюрьму. Красная глина древних черепков, белые мазанки хат. Мне сказали, что молодёжи в деревне почти не осталось, человек пять, не больше. Но как раз тогда в деревне был сын бывшего деревенского головы Серёжа, и дед Андрей сказал мне, что он славный парень, и решил меня с ним познакомить.

В то время я считала, что я лесбиянка и у меня в Питере оставалась девушка Марта, но я никогда не была догматиком, даже в вопросах сексуальной ориентации, а Серёжа мне очень понравился. Был он смуглый, тоненький как тростинка, довольно высокий, и лицо у него было отчего-то нежное и строгое, одухотворённое, как на иконах. Или так мне показалось. Так или иначе, мы пошли гулять в лес, и я предложила ему поебаться. Он, ни секунды не размышляя, согласился. После этого мы ходили, взявшись за руки, и общались друг с другом очень нежно. Все оставшиеся дни в деревне (а их было немного, мы приехали ненадолго) мы провели вместе. Мы сидели обнявшись на берегу Днестра и следили за полётом аистов, трахались в лесу, рассказывали друг другу немного о себе; всё это – зная, что мы скоро расстанемся навсегда. Вечером Серёжа повёл меня на небольшую площадь перед каким-то зданием, вроде местного клуба, где иногда по выходным устраивали деревенскую дискотеку. На этой площади по вечерам собиралась вся оставшаяся в деревне молодёжь. Всего человек пять парней и ни одной девушки. Кто-то из парней работал в деревне трактористом, кто-то работал или учился в одном из ближайших маленьких городков, а сюда просто приезжал. Серёжа меня со всеми познакомил. Мы начали курить гашиш через пластиковую бутылку, а потом парни предложили специально для меня устроить дискотеку. В принципе всё оборудование уже было в клубе, надо было только его включить, немного постараться – и дискотека будет готова. Парни это умели.