В отделе разноски г-жа Фицек встретилась с женами Антала Франка и Тамаша Пюнкешти. Встречалась она с ними и воскресными утрами у тюремных ворот, где они ждали свидания. Потом наступал понедельник — свободный, счастливый день, занятый «только» домашней работой. Затем снова вторник и снова «газета».
Г-жа Фицек впервые почувствовала себя самостоятельной: никто не ругался, никто не командовал. Вечером она сама решала, чем займется на другой день, и никто не вмешивался. А ведь даже смертельная усталость не так изнуряет, как лишний шум, всякое недовольство и выговоры, пускай даже и не со зла все это.
«Ну да ладно! Уж лучше бы этот сумасшедший Фери скорей возвращался домой! Пусть бранится, ругается, бог с ним! Только б не было в мире столько пятиэтажных домов!»
И вот в один из февральских дней в десять часов утра должно было состояться наконец судебное заседание по делу Фицека. «Обманщиков армии» разбили на пятнадцать групп. «Эмиль Шафран и другие», «Шандор Вайда и другие», «Ференц Фицек и другие»…
Его назначили главой группы, потому что Фицек так повел себя у следователя. Впервые в жизни выпала ему на долю такая честь — и он ей не обрадовался.
Поначалу следователь замыслил совсем иное. Ему понравился этот человек, который то и дело взрывался, точно хлопушка. Следователь с интересом слушал его, старался понять: умный он или дурак и почему сыплет без конца свои странные сентенции. И сперва решил, что Фицек и сам не понимает, что говорит.
А Фицек никак не мог взять в толк, какая ему выгода попасть в группу «Вайда и другие». И сердился. А ведь попади он в эту группу, отделался бы пустяком или вовсе обошелся бы без наказания, так как камергер его величества короля и императора Лайош Селеши, хоть и не самолично, однако предпринял необходимые шаги в интересах Шандора Вайды.
Во время первого допроса Фицек еще недоверчиво относился к благожелательности следователя, но постепенно почувствовал, и в общем не без оснований, что следователь искренне расположен к нему. Тогда он и сам пустился в откровенности. А под конец беседовал со следователем, как со своим старым заказчиком.
— Как поживаете, господин Фицек? — спросил следователь, угощая сигарой сапожника.
Фицек поудобнее устроился на стуле и… задымил.
— Благодарю вас, ничего… Не будь у меня семьи, я бы, ваше благородие, достопочтенный господин следователь его величества короля и императора, даже не вышел бы отсюда.
— Сказал же я вам, бросьте вы наконец это дурацкое величанье: следователь его величества… Откуда вы взяли такую чушь?
Фицек дымил сигарой.
— Знаете, пришел ко мне как-то заказчик, поручик один, и попросил починить ему башмаки и доставить на дом. Отдал мне свою визитную карточку, а на ней адрес и еще, что он поручик его величества короля и императора. Ну, а потом еще и этот Армин Зденко — видали, наверное, фабрику музыкальных инструментов — тоже королевско-императорский. Я думал, что так и все господа… Но ежели вы изволите гневаться, я больше никогда не буду так говорить. Человек не должен причинять другому огорчений. И без того на этом свете достаточно грустно… Вы изволили спросить, как я поживаю? Никогда в жизни не приходилось мне еще столько отдыхать. Харчи, конечно, никудышные, но зато не моя забота, где их взять.
— Стало быть, вам хочется остаться здесь?
— Какой там хочется! Но разве кого-нибудь интересует, что мне хочется? Не так ли?
— Ну, ладно, ладно… Есть у вас в камере некий Ене Алконь, журналист. Скажите, о чем он разговаривает?
— Ене Алконь?.. Алконь?.. Да, да, есть такой. Меня грамоте учит. Говорит, что знаком с моим сыном, изволите ли знать, с Мартоном, с тем, который в реальном училище учится. Говорит, что лежал с ним вместе в больнице, в одной палате, когда мой сынок ходил бесплатно отдыхать и ему хотели ногу отрезать.
— Куда ходил ваш сын?
— Бесплатно отдыхать.
— Что это значит?
— Не знаете? Я тоже не знаю… Тогда я вместе С женой пошел в «Непсаву». Одного из редакторов «Непсавы», изволите ли знать, Шниттером зовут. Брат этого Шниттера служит директором на обувной фабрике. Короче говоря, я попросил Шниттера, только поймите меня правильно, не директора, а редактора Шниттера, чтобы он пропечатал в газете о том, что мой сын пропал во время бесплатного отдыха.
— Оставьте, пожалуйста… Я же спросил у вас, о чем разговаривает в камере Ене Алконь.
— Прошу прощенья, не знаю. Я ведь сплю обычно.
— Днем тоже?
— Всегда, как только случай представится. Отдыхаю задним числом.
— Что значит задним числом?
— Отсыпаюсь за все то время, что дома не спал.
— Ну ладно. А Антал Франк? С ним вы знакомы? Он о чем разговаривает?
— А-а, Антал Франк? Говорит, что был моим заказчиком на улице Мурани. Может быть!.. На улице Мурани у меня, изволите знать, девять подмастерьев работало, в двух помещениях, пока я не погорел. Меня разорила фабрика Кобрака, та самая, где Шниттер служит, только не редактор, а директор Шниттер. Не могу же я конкурировать с фабрикой!
— Об этом я уже слышал.
— Что верно, то верно! Но ведь как подумаю, изволите знать…