— Оставьте вы этих Шниттеров! Расскажите лучше про Пюнкешти, он тоже у вас сидит?
— Пюнкешти? Так, ежели хотите знать, он и разговаривать со мной не желает. Уж не изволите ли думать, что со мной каждый хочет разговаривать?
— Ну ладно. Что еще можете вы сказать про Шандора Вайду?
— Я? Ничего не могу. Вы же сами соблаговолили сказать, что я ничего не должен знать, вот я и не знаю ничего.
— А что вы будете говорить на суде?
— На суде?.. — Фицек заколебался. — Есть у меня два дружка: Трепше и Рапс, Трепше сказал, что он не стал бы отдавать под суд такого человека, как Вайда.
— А что же?
— Без всякого суда спустил бы в уборную.
— И поместил бы сообщение в газете, что приговорен к спуску в уборную? — Следователь рассмеялся и задумался о том, что же ему делать наконец с этим Фицеком. Никак не желает примириться с Вайдой.
Г-н Фицек принял смех за одобрение: стало быть, про Вайду можно уже говорить.
— Зачем помещать сообщение? Вот Рапс толковал мне однажды, что газеты об очень многом не сообщают. Даже бумагу жалко тратить на такого человека… Это уже я говорю…
— Послушайте, Фицек, кто такие Трепше и Рапс? Где они живут? Когда вы говорили с ними в последний раз?
— Очень давно. Адреса не знаю, встречаюсь с ними обычно на улице. Последний раз встречался года полтора назад, когда мой сын, изволите ли знать, Мартон, тот, который в реальное училище ходит, отправился бесплатно отдыхать и пропал.
— Так откуда же тогда эти Трепше и Рапс знают, кто такой Вайда?
— А оттуда, — с яростью крикнул Фицек, — что Вайда уже в животе у мамаши жуликом был, что другого такого мерзавца я в жизни не видал!
— Вы не видали или Трепше и Рапс?
Фицек не ответил. Вскочил взволнованный.
— Никто не причинил мне столько горя, как этот Вайда!.. Он и правду говорит лишь тогда, когда думает, что врет. Изволите ли знать, чем занимался этот Вайда прежде?
— Знаю, вы уже рассказывали.
— А канифоль для скрипок? А кружева, которые он закупал для солдат? А лошади, которых он заставлял пивом поить?
— Слышал, слышал и предупредил уже вас, чтобы вы не смели больше говорить об этом! — крикнул следователь Фицеку.
Маленький человек оторопел и завел на другой лад:
— Несчастный я человек, вы же изволите знать. У меня шестеро детей…
— У других тоже шестеро детей. А у Венцеля Балажа даже девять. Так что же вы ноете?
— Не я ною, прошу прощенья… Я уже привык к пинкам, — зад мой бунтует!
— Странные у вас выражения, господин Фицек.
— Это не выражения, изволите ли знать, а сущая правда. Вы и представить себе не можете, как у человека задница с сердцем связана.
— Что?!. — Следователь снова расхохотался.
— Этот Вайда, — продолжал свое Фицек, — этот самый Вайда сидит в другой камере. А днем, изволите ль знать, двери камер открыты и дозволено навещать друг друга. Вот я и зашел к этому Вайде. И что же я вижу? И волосы и усы у него рыжие.
— Ну и что же?
— А прежде-то были черные…
— Ну и что?
— А то, что у него и усы врут. Красил их!
Фицек уставился на следователя, мол, что он на это скажет?
— И Вайда заявил, что не считает себя виновным, что не он, так другой надул бы армию. Понимаете, что он говорит?.. И богатые передачи получает. Не из дому. Так, спрашивается, откуда? Вайда не ест тюремный харч. Мне его уступил. Дали ему пинка под зад, вот и сердце сразу помягчело. — Фицек горестно рассмеялся. — Потому-то я и говорю, что зад с сердцем связан. Такому человеку всегда надо было бы давать пинка под зад. Я, конечно, не верю ему. Выйдет отсюда, опять будет таким же бессердечным, таким же мерзавцем, еще похуже.
— Что вы привязались к этому Шандору Вайде? Поймите: ваше счастье, что вы попали в его группу. Поняли? У него такая ничтожная роль во всем этом деле, что почти не в счет.
— Ну, понятно! — воскликнул Фицек. — Убил свою мамашу, но это не в счет, потому что маленького роста была.
— Кто убил? Кого убил?
— Откуда я знаю? Это я так, к примеру, сказал.
— Если вы будете приводить такие примеры на суде, гарантирую вам десять лет.
— Да разве я буду? Я, изволите ль знать, понимаю, где что говорить… У меня котелок варит! Я ведь знаю: коли нужно, так и петля будет виновата, а не судья, приговоривший к петле ни в чем не повинного человека. Не правда ли?
— Арестант!
— Арестант, — укоризненно повторил маленький человечек: сначала он был «господин Фицек», потом «Фицек», а теперь стал уже просто «арестант».
Он задумался и понял, что неправильно повел разговор.
— Арестант, — повторил он снова и хотел было уже опять начать: «Я не виновен», «У меня шестеро детей» и «Господин следователь его величества короля и императора», но вместо этого только грустно заметил: — Не будь я арестантом, так другие не были бы свободными людьми. Хотя, по правде сказать, сюда и другие могут попасть.
— Кто?
— А это, видите ли, заранее никогда не угадаешь…
Когда следователь снова вызвал его, вопрос об изъятии маленького сапожника из привилегированной группы «Шандор Вайда и К°» был уже предрешен.